– Как это?

– Всему своё время, не пытайтесь понять всё сразу.

Дядя Лёша подпёр рукой бороду и, исподлобья глянув на Иеремиилу, скептически произнёс:

– Вы, по-моему, сами запутались. Зачем тогда вы, ангелы, уничтожить её хотите?

– Не хотим мы её уничтожить. Я сказала, что можно пыл её поубавить, и всё.

– Но её же нет.

– Для Бога – нет. Но дойти к нему без препятствий – никак нельзя. Люди сами устроили так, что только через Смерть могут к Богу попасть. С другой стороны, она, как плод грехопадения, каждого надеется вниз отправить, а ещё хлеще – хочет всех забрать к себе навсегда. И слишком активничает. Надо побольше новой жидкости сделать.

– Но, говорите, активничает? Странно, ой, странно. Я вот думаю, как же тогда понимать фразу «Бог его, или там, её, к себе прибрал?» Старуха ж у него в подчинении, нет? Притом, её не существует для него, но он её и направляет. Она – активничает. Хе. Маразм!

Иеремиила нахмурила брови, дяде Лёше привиделось, что под ними – закатная скорбь.

– О подчинении порасскажите ей при встрече, позабавится. И кстати, есть другая фраза: «Бог попускает», но ведь не всегда. Имеется в виду: Смерть действует сама, но Бог-то видит. Не время умирать – он посылает нас, мы отгоняем Смерть. Довольно часто. Что ж тут попишешь? Старуха лезет всё и лезет, при первом удобном случае, ей лишь бы угробить, молотит всех без разбору. Никак не может поверить: не все рухнут вниз.

– Не все – вниз. Что, заранее известно, кто куда?

– Алексей Степанович, зачем вы глупые вопросы задаёте? Запомните одну такую вещь: Всевышний может и не посылать на помощь, уж время если подошло, но, как бы быстро Смерть ни действовала, Бог до последнего момента, до момента смерти, предоставляет человеку шанс опомниться, чтоб тот на Страшном, знаете, Суде немытым бы не оказался. И не скатился б вниз. – Ангелица приложила пальцы к виску и досказала с еле маскируемой иронией: – Вниз не скатился кудахтающим комом тяжёлой-тяжёлой, мокрой, зловонной земли. Я шучу.

– Для чего эти шутки?

– Для того, что в отдельных случаях всё страшно по-настоящему. У некоторых людей душа заблокирована настолько, что шансов при жизни опомниться – нет. Главное: шансы есть до Суда. Есть шансы опомниться и посмертно.

– Суд. А когда?

– Когда времён не станет и часы, включая мои, обесполезнят.

– Хм. А как же вы до Судного дня наших в рай поднимать собираетесь?

– Как? Все души, все до единой, до Судного дня где-то оказываются, а подопечные ваши – они в скором времени рай заслужили, они настрадались и… впереди их ещё кое-что ожидает. – Тут сторожу подмигнули, спрятав тетрадь в рукав. – Не пугайтесь, нормально всё будет, и хватит с них, неплохие граждане. Прочих не мучили, в общем-то… И что касается вас: вызволяя их, словно мелочь, за комод закатившуюся, вы милостыню творите. Вы можете как-нибудь почитать о мытарствах блаженной души Феодоры. К примеру: «Творящие милостыню получают жизнь вечную; тем же, кто не старается милосердием очистить грехи свои, невозможно избегнуть сих испытаний, и их похищают мрачные мытари, которых ты видела; подвергая сии души жестоким мучениям, они низводят их в самые преисподние места ада и держат там в узах до Страшного суда Христова». У Павла книга есть. Держите новую бутылочку.

– Со слезами. – Сторож поднялся со стула.

– С ними. Я вручаю вам слёзы счастья. Слёзы сострадания и скорби аналогично могут оживлять, но путь ожившего впоследствии труднее.

– М-да. – И слёзы скрылись в кулаке-ладони.

– Со старухой пока не встретитесь, думаю. Теперь за вами – Михаил. Умер в возрасте двадцати четырёх лет, всё в том же дворе, только возле двадцать второго дома. История длинная, может, он сам вам расскажет. Отведёте в Переяславский дом, в первый подъезд, самый высокий. Инга встретит на улице.