А это значит, что надо прекращать умирать – пока он не опомнился и не побежал за помощью.

– Уже… лучше… – пролепетала я, не поднимая головы. – Обезвоживание, наверное… Жарко сегодня, знаете ли…

– Плюс двадцать два, если не ошибаюсь, – сухо ответил он. – Что ты делаешь в тридцать два, Сафронова? Бегаешь голышом?

Я подавилась водой и покраснела еще больше, хотя, казалось, это уже невозможно.

– С… с чего вы взяли? У нас так-то смешанное общежитие – особо не побегаешь г-голышом, – подняла на него глаза и тут же снова подавилась – рубашку-то он надел, вот только застегнуть полностью забыл. Остановился на середине, бросив это дело, вероятно, когда побежал ко мне, оставив открытыми ключицы, часть груди и самый первый ряд «кубиков».

Маскируя полыхающие щеки, я сделала вид, что закашлялась.

– Ну, что теперь? – процедил декан, явно начиная раздражаться.

– Простыла, наверное… – прохрипела я, закрывая рот рукой. – От кондиционеров…

– Какие, к черту, кондиционеры в двадцать два по цельсию? – рявкнул Андрей Федорович так грозно, с такой нескрываемой злобой в голосе, что у меня душа в пятки ухнула. – Что ты несешь, Сафронова?! То ты обезводилась, то простыла! Я тебе что – медпункт? Или книга жалоб и предложений? Говори, зачем пришла и уматывай отсюда, пока я тебе пинка под зад не дал!

– А… з-зачёт? – съежившись от его слов, как от удара, я вдруг с ужасом поняла, что сейчас разревусь.

Пару секунд, как могла крепилась, изо всех кусая дрожащие губы… а потом враз сорвалась – разрыдалась прямо у него на глазах – в голос, с судорожными всхлипываниями, дав волю целому фонтану слез.

– Да чтоб тебя… – сквозь зубы выругался декан, выхватывая у меня пустой стакан и снова наполняя его водой. – Еще нянькой я не нанимался… Ну, что ты ревёшь, Сафронова?!

– З-зачёт… вы сказали, я должна п-п-подготовиться… к зачёту… – стуча зубами о стакан, всхлипывала я. – А теперь г-говорите «уматывать»…

И заревела еще сильнее – так обидно стало. И жалко себя, несчастную. Я тут ради него и вырядилась, и намазюкалась и к зачёту подготовилась… а он мне… «пинка под зад»!

– Конечно, уматывать, Сафронова… Что еще может делать на моем факультете вечная троечница, понаехавшая из дыры, названия которой я даже запомнить не могу? Только уматывать, – вопреки грубым словам, под моим носом снова оказался стакан с водой. – Как и все подобные тебе – которых я из года в год обязан принимать на факультет, отказывая звездам, взращенным самой этой средой… тем, кто идеально бы вписался в любой элитный коллектив…

– Да знаю я, что вы терпеть не можете бюджетников и ненавидите ректора за то, что заставляет вас их брать, в угоду министерству и «инклюзивности»! – вскипела я, не выдержав. – Я-то тут причем?! Срываетесь на мне, будто я хоть что-то реша…

Я осеклась, поняв, что сболтнула лишнего. Он ведь не помнит, не помнит, что говорил мне это вчера! Вот дура!

– Что? – всё ещё держа стакан у моего лица, декан тоже замер. – Откуда ты знаешь, что я ненавижу ректора за его политику инклюзивности?

Мысли мои заметались, лихорадочно ища хоть какое-нибудь оправдание или объяснение тому, что я сказала. От мысленных усилий вдруг страшно захотелось пить, но в таком состоянии выпить воду, не расплескав ее, я не смогла бы, а потому, не зная, что еще придумать, крепко вцепилась в деканову руку со стаканом и не отпускала ее, пока не допила всё до самого конца.

Это был крайне странный момент – будто я на мгновение поймала само время и посадила его на привязь, дав себе несколько мгновений форы перед деканом, который может и хотел бы сбежать, но в растерянности не мог сообразить, как это сделать. Я и сама плохо соображала, что делаю и зачем – действовала скорее на инстинктах, импульсивно.