Выделенный щелок мы разбавили водой и начали нагревать, тихонечко влили туда подсолнечное масло, в оригинальном рецепте было оливковое, но Федька сказал, что оливкового на базаре не было. Пока масса не загустела мы еще раз добавили туда воды и влили лавандовое масло.

Радости нашей не было предела, когда мы увидели результат своей работы. Особенно когда испытали его на наших волосах.

После мытья головы мылом, кожа на макушке чесалась и осыпалась снежной россыпью перхоти. А сейчас волосы, заплетенные в косу, были словно шёлковые нити, аккуратно струящиеся и переливающиеся на свету.

Про платья и говорить не стоит, результат был на лицо, а точнее на коже, она не чесалась. А то ходили в этих платьях, как будто вечно аскезу соблюдали, получалось плохо, мы чесались, даже нижняя рубаха не спасала, ну мы еще ладно, терпели, а Танька мучилась сильнее всех, кожа у нее нежная, а точнее у ее предшественницы.

***

Мы потихоньку вливались в нашу новую жизнь, с солнышком вставали, с зорькой ложились, занимались садом, изучали травы и настойки, наши тетрадки полнились разными заговорами и заклинаниями, письменность освоили быстро, Федька пару раз водил нас на базар на Ямской площади: посмотрели, поторговались, порадовались новым эфирным маслам.

Двадцать четвертого мая случился день памяти Кирилла и Мефодия, мы старательно пели Символ Веры, почти попадая в такт с прихожанами и правильно крестились. После трехчасовой праздничной службы, когда ноги уже совсем не держали нас, мы уселись в фаэтон и блаженно их вытянули. Федька повез нас на главную площадь города. Базар на Хлыновской площади не шел ни в какое сравнение с Ямским. На базаре гуляли и торговали много мужиков и солдат, были здесь и женщины, девицы и дети. Слышался гомон продавцов и покупателей, ругань грузчиков, стук колес телег, конское ржание и собачий лай. Торговали одеждой, разной мелочью и товаром из заграницы – механическими поделками.

Старуха выдала нам по три рубля, невиданная щедрость. Хотя мы и предполагали, что на прокорм наши родственники отсыпали ей от щедрот своих, особо она нас не баловала, хотя, конечно и впроголодь не держала.

На шумном рынке, среди торговых рядов, произошло событие, которое обсуждали весь день. Ванька Кабан, знатный местный плут, решил поживиться и потянулся к кошельку бабки Прасковьи. К несчастью для него, хитро спрятанный кошелек вдруг выпал, когда Прасковья испугалась и громко воскликнула. Казалось, кошелек сам решил покинуть бабкину подмышку и спрятался в складках её юбки. Но Ванька, не привыкший сдаваться, нагло сунул руку туда, где он волею судьбы оказался. Бабка Прасковья, почувствовав его руку на своих телесах, завопила как сирена полицейская. Тут как тут оказался пристав, который схватил плута за руку.

– Да, в двадцать первом веке такого не увидишь, – тихонько шепнула Наташа.

– Цирк, да и только, – резюмировала Таня.

Мы еще немного посмеялись и пошли дальше знакомиться с местным маркетингом.

С тех пор Ванька Кабан стал местной легендой, а бабка Прасковья ещё долго рассказывала, как её юбка чуть не стала местом преступления.

***

На следующий день мы строчили в своих тетрадях очередную абракадабу.

Произнеся ее, старуха махнула рукой, и мы на нашем столе увидели блюдо с яблоками, а через минуту оно исчезло. Просто растаяло в воздухе.

– Эльга, ты и гипнозом владеешь? – удивились мы.

– Сие чары иллюзии, учите заклинание, а не препирайтесь, – ответила она.

– Завтра испытаешь его на соседке, только осторожно, не попадитесь, – дала мне задание старуха.

Далее следовало заклинание исцеления для заживления ран и остановки кровотечения. Время за учебой бежало быстро, заканчивался май.