К дому подкатила шикарная карета, совсем не такая, как фаэтон, на котором нас вез Федька.

– Федька, иди сюда, – позвали мы.

– Чаво вам, барышни, – вышел парень, вытирая со лба пот рукавом.

– Кто это приехал? – показали мы парню на карету.

– Так знамо кто, матушка Татьяны Григорьевны, а с ней главный дохтор пожаловали, – выдал парень и вернулся обратно.

– Федь, тебе квасу принести? – спросила я. В колодце в бадье с холодной водой старуха хранила молоко и квас.

– Негоже, вам, барышня, мне прислуживать, – потупился парень.

– Я и не прислуживаю, – отозвалась я и пошла за квасом, сама попью, и парню налью ковшик, мне не трудно.

– Эльга, где моя дочь, – крикнула Муза Карловна с порога.

Старуха вышла встречать гостей.

– В саду с другими барышнями гуляет, – ответила Эльга, открывая калитку.

– То есть как, гуляет, – не поверил доктор и вбежал в сад, посмотреть на оживших девиц.

Пока доктор приходил в себя, глядя на вполне себе здоровых барышень, имеющих на щечках розовый румянец, в сад зашли Муза Карловна и Эльга.

– Wie fühlst du dich, meine Liebe? (Как ты себя чувствуешь, любовь моя?), – обратилась к Татьяне ухоженная, стройная дама, средних лет.

Таня молча смотрела то на Эльгу, то на мать, не зная, что ей делать. Сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть. Что если эта женщина поймет, что она не ее дочь.

– Не ведает она языки заморские, – выдала Эльга.

– То есть как не ведает, – удивилась Муза Карловна.

– Так долго в беспамятстве была, что потеряла часть памяти, – объясняла старуха.

– И что, никак нельзя эту память вернуть? – снова поинтересовалась Муза, обращаясь скорее к доктору, чем к Эльге.

– Может возвернется память ея, а может и нет, – сказала Эльга.

– Татьяна, собирай вещи, мы едем домой, – приказала Муза Карловна.

– Успокойся, барыня, рано ея еще домой, не восстановилась она целиком, вы же на год согласие давали, – напомнила Эльга об уговоре.

– Ты что себе позволяешь, ведьма старая? – взвизгнула Муза Карловна и строго посмотрела на дочь.

– За вещами Семена пришлю, – встала в позу она и потащила Таню за локоть к карете.

– Увезешь ее, обратно не приму, – бросила Эльга вдогонку и зашла в дом, громко хлопнув дверью.

Доктор Вострокнутов помог обеим дама сесть в карету, и сам забрался следом.

– Александр Иванович, голубчик, вы ведь присмотрите за Танечкиным здоровьем, – с надеждой в голосе спросила Муза Карловна.

– Конечно, иначе и быть не может, – заверил доктор.

– Вы понимаете, мы полковнику Вайсу обещали Танечку за его сына Марка отдать, юноша приехал после окончания университета, готов жениться, а невесты нет, такой пассаж, – жаловалась Муза Карловна.

– Таня слушала их разговор, и ее охватывал ужас. Спазм сковал горло, она не могла произнести не слова, образ доктора, сидевшего напротив, поплыл перед глазами, сознание померкло, и она провалилась в темноту.

– Таня, – вскрикнула Муза Карловна и умоляюще посмотрела на доктора, придерживая голову дочери, безвольно болтающуюся из стороны в сторону.

– В больницу, – крикнул тот кучеру, и карета начала разворачиваться.

***

Очнулась Таня от запаха нюхательной соли. Она полулежала на диване в ординаторской губернской больницы с расстегнутыми на груди пуговицами платья. Из образовавшегося выреза скромно выглядывала нижняя рубаха. Обвела глазами комнату со шкафами и уставилась в беленый потолок, на котором тускло горела лампочка. А ведь я сама подумала о том, что не хочу расчленять трупы, а хочу выйти замуж, что пожелала, то и получила, надо быть скромнее с желаниями.

– Татьяна Григорьевна, вы меня слышите? – спросил ее врач.

Она кивнула.