– Ну вот и всё, дискуссия окончена. Эти руны работают только на детёнышей, на матери такой же фокус не сработает, – она спокойно скрестила свои руки, – Хотя ты сильно меня удивил: после раны ты не обратился в какое-нибудь левиафано-подобное чудовище. У тебя либо очень сильная воля, либо ты какой-то дефектный и не можешь.

Эмиэль закрыл глаза и выдохнул. У него не было и шанса на оправдательный приговор. Он проиграл этот судебный процесс до его начала, так что он вынужден признать поражение и, возможно, принять смерть от женщины напротив него.

Алекто перевернула мужчину грудью наверх и движением ладони стёрла знак с его груди, отчего он снова смог шевелиться. Но теперь его голова находилась на коленях у женщины, а руки всё ещё были связаны за спиной.

Только сейчас он получил возможность полностью рассмотреть, как она выглядит, и разница с её прошлым образом поражала: если раньше она казалась топорной и негибкой леди, прямой, как доска, которой дискомфортно в платьях и шляпах, то сейчас, в кожаном доспехе, она выглядела в разы более пластичной, плавной, свободной. Платья, вероятно, были неприятным выбором для того, чтобы скрываться среди людей. Доспех же для неё был второй кожей.

А ещё её волосы стали короче, как будто она сама себе отрезала их клинком.

– Что вам от меня нужно?

– О, правильный вопрос! Я то думала, что ты его не задашь! – Алекто заметно оживилась, – Мне нужно, чтобы ты нашел свою мать.

В воздухе зависла тишина. Только треск догорающих досок прерывал её.

– Позвольте поинтересоваться, а зачем?

– Мне нужно то, что хранится у неё в утробе. Левиафаны – чудовища, пожирающие людей, но они же дают жизнь своему потомству поразительным автономным образом. Никакого полового смешения, никаких пестиков и тычинок, никаких брачных периодов. Каждый левиафан – женщина, и каждая из них может создать существо без каких-либо усилий со своей стороны. А ещё ты очень похож на человека, а потому у меня есть надежда, что с помощью того, что внутри левиафана, я смогу дать жизнь тому, кто уже мертв.

Тишина вокруг них стала ещё тяжелее. А может быть, это был запах раскаленного камня.

– Это невозможно.

– Существование левиафанов невозможно само по себе. Но вот мы здесь. Так что давай не будем рассуждать о невозможных материях. Я за практический способ проверки.

– А если я вам не помогу?

– О, ты сам знаешь, что будет, – она подобрала кинжал с пола и указала его острием на грудную клетку Эмиэля.

– И я уже знаю, как тебя найти, – в другой руке она повертела склянкой с каплями крови мужчины, – Мы познакомились друг с другом непозволительно близко. Я теперь тебя за версту учую. И если бы не ряд расстраивающих меня событий, то мне не было бы надобности тебя трогать – как понимаешь, я хотела оставить карьеру охотника, спокойно жить себе да вино делать. Мало кто из Ордена выходит живым. Мне повезло, что по мою душу не приходили в эту обветшалую деревушку.

– И что это были за “расстраивающие вас события”? – Эмиэль попытался согнуть плечи, чтобы кинжал не утыкался так сильно ему в ребра, но от его действий кончик лезвия давил только сильнее, до появления нового пореза, который тут же заживал.

– Ты помнишь те светлые лучики солнца, которые освещали это забытое богами место?

– Вы про Сильву и Мальву?

– Верно. Я все ещё подозреваю тебя в причастности к тому, что произошло с Мальвой. Но я сомневаюсь, потому что “божество” было здесь в разы дольше чем заезжий путешественник с лекарствами.

– А что случилось с Сильвой? Я видел её тело на площади.

– С ней случилось отсутствие урожая, – Алекто поджала губы, – Эти идиоты решили, что, раз после пропажи Мальвы, которая, по их мнению, была “жертвой богу”, огороды зачахли, а деревья начали приносить гнилые яблоки, то, значит, её жертвы было недостаточно, и нужно принести ещё. В первую очередь – ту, которая была родственником первой жертвы. Во вторую – тех, с кем она общалась. Они провернули это в моё отсутствие. Подозреваю, что долго готовились.