*****

Николай пришёл в сознание и невольно застонал – тело ломило, а голова болела так, будто по ней проехался тяжёлый танк. Он попробовал приподняться, но в глазах мельтешили кровавые звёздочки.

– Лежи, тебе ещё рано вставать.

Над ним кто-то склонился. Николай узнал соседей по камере, с которыми он успел коротко познакомиться перед экзекуцией.

– Прилично они тебя отделали. Это ты так подъехал Егорову?

– А что, по нему заметно? – едва шевеля распухшими губами, спросил Николай.

– Не то слово. Его левый глаз полностью заплыл, совсем, как у тебя, и здоровый шишак на лбу.

Николай осторожно потрогал левый глаз и поморщился. После короткой ревизии он обнаружил на себе массу побоев, синяков и ушибов. Переломов вроде бы не было. Умеют, сволочи, бить без тяжких последствий. Он со стоном сел и огляделся.

В коридоре раздался вопль дневального "Смирно"

– О-о, начальство пришло. Готовься к проверке. Постарайся с комендантом вообще не разговаривать – он дурак, каких поискать. Проще отмолчаться… если, конечно, получится.

Николай осмотрел себя: весь в синяках, ещё недавно новенькая форма помята и окровавлена, одним словом, ему только на парад. Дверь открылась, и в камеру вплыл толстенький полковник.

– Встать! Смирно! – раздался голос начальника караула.

Взгляд полковника остановился на Николае.

– Новенький? Красавец, ничего не скажешь. Кто это вас так?

– Я таким родился, сэр, – как Николай ни хотел, чтобы скотине Егорову досталось, но он решил, что лучше сделает это сам, а не посредством начальства.

– Родился, говоришь? Таким ты и умрёшь, если будешь дерзить. Ещё раз спрашиваю: кто тебя избил?

– Я прибыл на "вертушку" в таком виде, сэр.

– И форму тебе такую выдали, да? Странно, впервые вижу, чтобы кровь использовали вместо камуфляжа. Значит, не хочешь говорить? В таком случае, господин рядовой, объявляю вам ещё трое суток карцера от своего имени.

Николай пожал плечами и спросил:

– Мне как, сразу отправляться в карцер или поведут попозже?

– Люблю решительных людей. – Полковник злобно улыбнулся и добавил: – Но не люблю наглых солдат. Сержант Цик, проведите заключённого в карцер и научите его уважению к начальству. Здесь тебе не вообще, понял, солдат?

Николай не понял, что "вообще" и недоумённо посмотрел на коменданта, но тот уже отвернулся и вышел из камеры. Спустя пять минут Николай оказался в комнатушке, размером метр на метр и с малюсеньким окошком где-то высоко вверху, через которое попадало внутрь немного света, но никак не воздуха. Он, понимая, что делать этого не стоит, обернулся к сопроводившему его караульному и сказал:

– Здесь воняет, хуже, чем в свинарнике. Наверное, у вас в постели стоит такой же запах.

Сержант усмехнулся.

– Раз ты такой чистолюбивый, мы проведём санобработку.

Какую обработку приготовил ему сержант, Николай узнал очень скоро. Через несколько минут дверь карцера распахнулась, и под ноги заключённому караульный вылил какую-то жидкость, после чего дверь закрылась. По крошечной камере моментально распространился запах хлорки. Глаза заслезились, во рту начало жечь. Николай понимал, что никто ему не поможет, а потому он, чтобы не доставлять удовольствия своим мучителям криками о помощи, молча опустился на корточки и закрыл глаза.

Сколько он так просидел, неизвестно. Голова кружилась, тошнота подкатывала к горлу липкими волнами. Николай со стоном поднялся, размял затёкшие ноги и попытался открыть глаза. Опухшие веки не поднимались.

"Может, это и к лучшему – смотреть здесь не на что, только глаза окончательно разъест", – подумал Николай.

– Эй, ну как ты? – раздался голос из-за двери.