Позже, когда Вайолет уже устроилась на уютном диване в гостиной, Лукас помог ей аккуратно поправить подушку и накинуть лёгкий плед.

– Завтра приду с чем-то вкусным, – тихо пообещал он. – Может, купим твой любимый шоколад и посмотрим какой-нибудь фильм?

Вайолет впервые за долгое время улыбнулась широко и искренне, светясь изнутри.

– Обещай, – с лёгкой дрожью в голосе ответила она.

– Обещаю, – Лукас сжал её руку, и в этот момент между ними возникло ощущение, будто мир наконец стал чуть добрее и теплее.

В ту тихую домашнюю ночь, наполненную едва слышным шелестом ветра за окнами и спокойствием уютного дома, зародилась новая надежда – надежда, которая согревала их сердца и обещала лучшее завтра.

Глава 4. «Когда никто не слышит»

Прошла неделя с тех пор, как Вайолет вернулась домой. Жизнь словно замерла в странном, тонком равновесии – между привычной тишиной комнаты и новым дыханием, которое принесло с собой её возвращение.

Утро после дня рождения наступило медленно. Лучи солнца пробивались сквозь занавески, лаская стены и касаясь лица Вайолет. Она лежала в постели, обняв подушку, на которой остался тонкий запах конфетных духов – подарок от мамы. В комнате царила тишина, нарушаемая лишь звуками с кухни: кто-то тихо готовил завтрак.

Праздник вчера был почти волшебным. Лукас устроил его с такой нежностью, будто понимал каждую рану, которую она прятала. И всё же, проснувшись утром, Вайолет почувствовала странную пустоту. Как будто в ней что-то приоткрылось – что-то уязвимое, чего не видит никто… кроме него.

Она медленно села в кровати, бросила взгляд на тумбочку. Там лежал блокнот – тот самый, в который она раньше записывала стихи. Слова больше не рвались наружу, только чувства пульсировали в груди, непрожитые, не проговорённые.

Лукас не пришёл этим утром. Он обещал – но не пришёл. И в этой паузе, наполненной молчанием, было нечто хрупкое. Она не злилась. Просто тишина, когда ты ждёшь кого-то, кого пустил глубже, чем остальных, – звучит громче любых слов.

Она спустилась на кухню. Мама, заметив её, улыбнулась и поставила перед ней чашку чая.

– Плохо спала? – спросила она мягко.

– Немного, – Вайолет пожала плечами, – просто… странно. Как будто всё слишком спокойно.

Отец читал газету, но краем глаза наблюдал за ней. В этой семье теперь каждый взгляд что-то значил – слишком много боли, чтобы разбрасываться словами.

День только начинался. И всё казалось обыденным – слишком обыденным. Но именно в такие дни случаются самые тихие, самые важные разговоры. Те, что слышит не весь мир, а только сердце.

После обеда Вайолет сидела у окна, укрытая пледом, наблюдая, как ветер качает ветви старой яблони в саду. Она уже почти перестала ждать, когда услышала приглушенный звук шагов по дорожке и… стук в дверь.

– Вай? – голос Лукаса прозвучал снаружи, чуть неуверенно, но всё же с теплотой, от которой у неё сжалось сердце.

Она поспешила открыть. Лукас стоял с растрёпанными от ветра волосами и в пальто, в руке держал термос и бумажный пакет.

– Прости, что не был утром. Я… должен был съездить на могилу к сестре. – Он опустил глаза, будто всё ещё не умел говорить об этом.

Вайолет кивнула, заглянув ему в лицо. Она не обиделась – наоборот, она поняла.

– Хочешь… уехать отсюда ненадолго? – спросил он, сдвинув брови. – Я знаю одно место. Тихое. Я часто ездил туда с Энни. Думаю, тебе там понравится.

Через двадцать минут они уже ехали на его машине. Вайолет сидела на переднем сиденье, обняв колени, укутанная в шарф, который пах чистотой и чем-то тёплым, почти как дом. За окном мимо проносились тонкие деревья, серые дома и капельки света. Весна здесь чувствовалась особенно чётко – в каждом глотке воздуха, в звуке мотора, даже в покачивании ветвей.