Все чаще она замечала, как Лукас смотрит на неё, когда думает, что она спит. Как его пальцы касаются её руки дольше, чем нужно. Как он замирает, когда она смеётся.

Однажды, когда он сидел рядом с ней, рисуя – она наклонилась ближе и спросила:

– Ты скучаешь по ней?

– Всегда. – Его голос был тихим. – Особенно когда вижу, как ты улыбаешься.

– Почему?

Он поднял глаза.

– Потому что Энни всегда говорила, что я должен быть с кем-то, кто не даст мне замкнуться. А ты – как солнечный удар. Ласковый, но неожиданный.

Она покраснела. Но не отвернулась.

В один из вечеров он не пришёл. Без объяснений. Без сообщений.

И впервые за долгое время боль вернулась. Не физическая. Не та, что от капельниц или усталости. Настоящая. Та, что от пустоты. Она пролежала весь вечер, глядя на темнеющий потолок.

На утро в палату вошла Клэр с извиняющейся улыбкой:

– Он не мог прийти. У них семейный ужин, отец строго. Но… Она села рядом, погладила по руке.

– Вайолет, у меня есть новости. Тебя выписывают через три дня. Анализы хорошие. Доктора довольны.

И тишина, которая последовала за этими словами, была не радостной. А тревожной. Как будто снова рушилось то, что только начало становиться домом.

Глава 3 – Семнадцать вдохов

Дом встретил её тишиной. После недель, проведённых в больничной палате, где всё было стерильно, упорядоченно и наполнено запахом антисептиков, её комната казалась чужой. Слишком мягкой. Слишком настоящей. Пыль танцевала в лучах света, пробивавшихся сквозь полуприкрытые занавески.

На подоконнике стояла чашка – пустая, с легким следом от когда-то горячего чая. Всё оставалось таким, каким она его покинула. Как будто время замерло в ожидании.

Вайолет медленно провела пальцами по краю письменного стола. Её пальцы дрожали. Её дыхание – короткое, неглубокое. Дом был живым напоминанием о прошлом, когда диагноз ещё не прозвучал, когда её лёгкие не были полны боли, когда сердце билось иначе – свободно.

Родители суетились где-то на кухне, бабушка тихо звонила кому-то в гостиной. Все были рядом, но каждый старался не смотреть слишком долго, не говорить слишком громко. Как будто боялись снова разрушить хрупкое равновесие.

Прошло несколько дней.

Вайолет всё ещё адаптировалась. Она не жаловалась. Спала на левом боку – так легче дышать. Смотрела в окно. Иногда листала старые фотографии на телефоне. Иногда улыбалась. Иногда – нет.

И тогда пришёл её день рождения.

Она не ожидала ничего особенного. Даже не напоминала об этом – подумала, что родители забудут, и это было бы легче. Но утром её разбудил запах вафель и ванили. Бабушка поставила букет пионов у кровати. Отец тихо пожелал ей «солнца в сердце». Мама принесла кофе с миндальным сиропом – как она любила.

– Только не плачь, ладно? – сказала мама, прижимая ладонь к её волосам.

И она не плакала.

До тех пор, пока в дверь не позвонили.

Открыла бабушка. Потом громко крикнула:

– Вайолет, тебе гость!

Она вышла в коридор, удивлённо всматриваясь в фигуру на пороге.

Это был Лукас.

На нём была тёмно-синяя рубашка, немного мятая, и джинсы. В руках – коробка, перевязанная зелёной лентой, а за спиной – воздушный шарик в форме звезды, с кривым рисунком акварелью.

– Я знаю, что ты, наверное, не хотела ничего праздновать. Но… – он неловко улыбнулся. – Я подумал, может, день рождения – хороший повод снова дышать.

Она хотела что-то ответить, но только кивнула. Потому что уже в этот момент в горле застрял первый вздох.

Вайолет улыбнулась сквозь слёзы – это было так неожиданно и трогательно.

Праздник продолжился, несмотря на стены дома и тень недавней болезни. Вместе с родителями, которые впервые за долгое время позволили себе расслабиться, и с бабушкой, что готовила пирог с черникой, они провели этот день так, как будто мир начал вращаться в правильном ритме.