Иногда, когда кто-то подбирался к вам слишком близко, и бегство не помогало, приходилось идти на крайние меры. Ты была его единственным слабым местом, и если об этом узнавали, пытались тебя использовать. Беззаботная жизнь, да. Ты постоянно была в опасности. Вы оба. Встретив тебя, он стал уязвимее. Никто никогда не был ему так дорог, как ты. Ты – его сердце, которое он обрёл после долгих лет тьмы, и навсегда им останешься. Но те, кто хотел причинить ему боль, обрушивали её на тебя, если им это удавалось. Чаще всего после этого их жизнь заканчивалась.

Ради тебя он сдался полиции. Лишь бы тебя не трогали. Иначе сейчас ты была бы в тюрьме или, что вероятнее, в психушке. Он никогда бы не позволил этому случиться.

Они никогда бы его не поймали, если бы он не пришёл сам.

Если бы не ты.


***


На следующую встречу ты оделась строго. Хотела, чтобы всё выглядело более официально. Ты больше не будешь закидывать ноги на кресло. Не будешь считать его вопросы, придираться к словам. Всё должно быть… отстранённо. Потому что после прошлой встречи ты чувствовала, что проигрываешь, даже не начав игру. Что он умнее, чем тебе казалось. А ты слабее, чем думала.

Доктор Ч. разглядывал тебя дольше, чем обычно, но ничего не сказал. Ты собрала волосы в узел на макушке, надела чёрные прямые брюки, белую блузку и чёрный пиджак. Такого же цвета ботильоны на небольшом каблуке уже натирали ноги. Ты редко так одевалась. Почти никогда. Тебе нравилось, что сейчас это словно не ты.

Сам он был в тёмно-синем костюме, рубашке в узкую голубую полоску и в отвратительном галстуке с бесноватым узором, которому не было названия. За все ваши встречи доктор Ч. ни разу не надел костюм, рубашку или галстук дважды. Должно быть, у него их десятки. Какая претенциозность.

Вы перебросились несколькими дежурными фразами, и доктор Ч. вновь открыл свой блокнот.

– Пока вы были с ним, чувствовали ли вы себя преступницей? Сообщницей?

Каждую проклятую секунду, что я была без него.

Ни единой секунды, когда я была с ним.

– Нет, – помедлив, сказала ты. – Я не думала об этом в таком ключе.

Ложь.

– Вы больше ощущали себя… заложницей?

Ты закрыла глаза. Сделала вдох. Доктор Ч. точно знал, что спрашивать. Ты точно знала, что он хочет услышать.

– Наверное.

Ложь.

Он записал что-то в блокнот, почесал свою идеальную бородку.

– Если бы ваши отношения были книгой, как бы вы определили её жанр?

Он сумел тебя удивить. Такой вопрос ещё придумать надо. Ты задумалась.

– Драма? – неуверенно предположила ты.

Романтический триллер.

– Я спрашиваю вас.

– Даже не знаю. Пусть будет драма.

– Хорошо.

Он сложил руки на столе, переплетя пальцы, и ты поняла, что он собирается толкнуть какую-то речь.

– Я понимаю, это была длинная, очень важная для вас книга, – сказал он, и тебе уже расхотелось слушать. – Но это её последние страницы.

Замолчите.

– Он здесь, он отсюда не выйдет, и это его логичный финал. Его и вашего романа.

Ты молчала.

– Нужно найти в себе силы закрыть эту книгу.

– Тогда отведите меня к нему ещё раз, – сказала ты, стараясь отогнать его слова прочь. Но они уже засели в подкорку мозга, и однажды ты о них вспомнишь.

– Нет, ещё рано. Вы ещё сдираете пластырь и очень чувствительны, ваше восприятие будет искажено.

Какой ещё, нахрен, пластырь?

Но доктор Ч., как ни странно, был прав. Ты чувствовала себя именно так. С тех пор, как стала рассказывать о своей тёмной жизни, с тех пор, как ты стала извлекать похороненные воспоминания, искать среди них ответы на его вопросы, твоя душа медленно кровоточила.

– Что бы вы ему сказали, если бы сейчас увидели? – спросил вдруг доктор Ч.