Воспоминания больно кольнули под сердцем. Я даже поморщился.

– Что-то не так? – спросила Настя, сидевшая на пассажирском сидении моего авто. Второй час мы мчались на север по федеральной трассе «Скандинавия».

Я мельком посмотрел на свою девушку.

– Думал, ты спишь. Все нормально, – ответ получился скупым, не по-хорошему холодным.

– Устал?

– Да, много сегодня за рулем, – диалог не клеился. Слишком глубоко я зарылся в своих мыслях… Очень не хотелось, чтобы мешали.

Деревья, машины, холмы мелькали друг за другом последние два часа. Вроде все было как на обычном шоссе, но нет… дорога знакомая до боли, сотни раз я проезжал ее в детстве с родителями. Иногда спал, иногда рассеянным взором глядел по сторонам. Каждый год, каждое лето я проезжал по ней по пути из города. Я почти помнил какую музыку слушал, как ежегодно менялись мои вкусы, ориентиры в жизни, взгляды на людей. Я мог почти по датам разложить события того времени, которые проводил… там.

Интересно, но раньше я ненавидел то место. И почти все мои сверстники разделяли мое чувство. Нас заставляли туда ехать, нас почти насильно свели вместе в рамках одного ареала. И как только стало возможно, мы упорхнули, стараясь не возвращаться в колыбель своей юности. Но до того момента мы жили, находя среди более трехсот дачных дворов друзей и врагов, объединяясь и ссорясь, интригуя и открыто сражаясь, любя и ненавидя. Отдельный мирок, в котором было так много и полно… так чувственно и сильно. Ежедневно интересно и захватывающе.

Я не понимал этого раньше: только спустя годы мегаполисной жизни, проведенных в урагане суеты и со свинцом рутины на горбу, ясно осознавалось, что прежде я черпал жизнь огромной чашей из кисельной реки, когда как нынче выцеживаю ее из песка и глины.

Кажется, я изголодался.

– Ты такой мрачный. Может, мы зря едем? – беспокоилась Настя.

Моя маленькая рыжая лисичка.

– Нет, солнце, все хорошо. Просто… давай молча доедем. Я не был на даче почти десять лет. И только сейчас я понял, насколько… много… важного оставил там, в чащобах, – попытался объяснить я.

Девушка покачала головой и отвернулась к боковому окну. Конечно, она не могла понять мое состояние и скорее всего придумала себе иные обоснования моего… мрачного настроения. Пускай! Мне все равно пока что не объяснить ей всего. Это слишком трудно сделать: любые переживания принадлежат только источнику данных переживаний. Можно попытаться дать определение этим эмоциям, растолковать те или иные их особенности. Оттенки. Но в океане чувств капля логики – пустой и напрасный труд. Точно также невозможно описать цвет словами. Его можно просто назвать, но описать его во всем многообразии форм, явлений и значений не получится – его сущность всецело останется на гранях сознания. Мы склонны все расщеплять и разжевывать, но многое, очень многое в нашем мире до конца сохраняет себя только в непознаваемом целом.

Но я лгал себе в одном – десять лет назад я покинул то место не только из-за того, что рванул навстречу взрослой жизни, на тот момент казавшейся полной чего-то интересного. Со мной произошло нечто… Кое-что малообъяснимое. И заставлявшее до сих просыпаться по ночам в поту и даже с криком. За прошедшее время я ни разу об этом не говорил ни с кем. Это погрузилось глубоко в мое подсознание. И долгое время тяжесть воспоминаний перекрывала все хорошее и сильное, что было связано с местом моей юности. Поэтому я сторонился его. Но в один из дней вдруг пришла мысль, что глупо связывать себя думами о былом. Тем более что по наступлении сытости от «прелестей» взрослой жизни потянуло на ностальгию. На то, что когда-то было так сильно и вкусно.