Сердце Эдомиуса остановилось. В зале уже раздался первый удар кинжала, крик: – «Сика семпер тиранис!»

Он опоздал. Заговорщики действовали без него.

Из дверей хлынула толпа. Среди окровавленных тог мелькнуло лицо Лисии – ее вели солдаты Антония.

– Все по плану, – прошептал Данглариус, вытирая меч. – Теперь Рим наш.

Эдомиус понял: он лишь пешка в игре богов. Но партия еще не закончена…

Финал главы:

Эдомиус смотрел, как тело Цезаря уносят на носилках, сжимая в руке стих Лисии: «Даже Феникс восстает из пепла, но не из лжи». Завтра начнется новая эра. И он станет ее демоном.

Глава V: Игры Богов

Часть первая: Пепел Ид

Рим, окутанный дымом погребальных костров, стенала. Тело Цезаря, пронзенное двадцатью тремя ударами, стало реликвией толпы, чья любовь превратилась в ярость. На Форуме, где еще вчера сенаторы клялись в вечной верности, теперь горели свитки законов. Эдомиус, затерянный в толпе, наблюдал, как Марк Антоний, взойдя на ростру, разрывал на грубе тунику, обнажая шрамы – живую карту предательства.

– «Он оставил вам сады за Тибром и триста сестерциев каждому!» – голос Антония гремел, как гром Юпитера. Толпа ревела, а Эдомиус чувствовал, как перстень Помпея жжет его палец. «Они украли даже его смерть», – подумал он. Заговорщики, убив Цезаря, тут же обернули его мученичеством, а Эдомиус остался с пустотой вместо мести.

Сцена первая: Тень Феникса

В подземной лавриме – мастерской фальшивомонетчиков – Данглариус купал руки в чаше с вином, смывая кровь Гая Требония, чей труп теперь плыл по Тибру.

– Брут и Кассий бежали, как крысы, – проворчал он, разглядывая золотую монету с профилем Цезаря. – Но их корабли тонут у берегов Македонии. Ты знаешь почему?

Раб-нубиец, дрожа, подал табличку с выжженным знаком двух змей.

– Потому что «Феникс» не тонет, – в дверях возник Эдомиус, его плащ пахнул солью и железом. – Особенно когда его капитан продает врагов за право первой ночи с Фортуной.

Данглариус метнул кинжал, но клинок пробил лишь тень. Эдомиус, выйдя из мрака, прижал его к стене, приставив к горлу стилет в форме змеиного зуба.

– Где Лисия?

– У Антония. Он коллекционирует… редкости, – квестор хрипел, но глаза смеялись. – Она уже танцует на пиру в честь «освободителей». Жаль, ты опоздал.

Сцена вторая: Пир Проклятых

Вилла Марка Антония, утопавшая в гирляндах из роз и плюща, оглашалась смехом вакханок. Лисия, в шелке цвета лунной пыли, пела гимн Диане, а ее ноги были скованы серебряными цепями. Антоний, полупьяный, швырнул ей под ноги мешок с рубинами:

– Спой о любви, гречанка! О той, что сильнее смерти!

– Любовь не поет для палачей, – ее голос резал тишину.

В этот момент чаши задрожали. На пороге стоял Эдомиус, в доспехах легионера-претория, но глаза выдавали волка.

– Она уходит, – он бросил к ногам Антония свиток с печатью Цезаря. – Или весь Рим узнает, как ты украл завещание, чтобы стереть имена наследников.

Антоний медленно поднялся, меч уже в руке.

– Ты думаешь, правда имеет значение? Рим – это театр, мальчик. Сегодня я – актер, завтра – зритель в аду.

Философский диалог: Игра в шахматы с Хароном

На рассвете, в саду, где статуи плакали кровавыми слезами (шедевр скульптора, подмешавшего в мраморную пыль киноварь), Эдомиус и Лисия молча смотрели на Тибр.

– Ты мог убить его, – сказала она.

– Смерть Антония подарила бы Рим Октавиану. А тот хуже, – он разжал ладонь: там лежала свинцовая печать с профилем Цезаря. – Они все – марионетки. Даже убийцы.

– Тогда зачем мы здесь?

– Чтобы найти кукловода, – Эдомиус указал на дворец на Палатине, где Октавиан, бледный как смерть, принимал сенаторов. – И перерезать нити.