– Уж понял… А что с банями? Туда вас как занесло, простите за выражение.

– О, вот в баню мы пошли с господином Бобрыкиным. Севастьян Андреевич лучше расскажет. Я, честно говоря, после массажей уснул. Он меня потом разбудил, и мы ушли. Но, боюсь, граф де Мирнетюр еще оставался там, когда мы уходили.

– Так и было, – кивнул Бобрыкин, дожевывая, – я с ним практически не знаком, поэтому будить не стал. Да, кстати, не был я уверен, что граф спит. Сплошной пар! А Герман Игнатьевич, простите, аж похрапывал. Тут сомненья не оставалось. Потом я узнал, что среди собравшейся компании были масонцы. Они вели меж собой тайные разговоры, подсаживаясь друг к другу на топчаны. А мы-то наивно с Германом Игнатьевичем попарились, массажи приняли и все дела.

– К сожалению, почти ничего нового. Но спасибо, господа, тем не менее, – к великой печали Фёдора Курекин явно намеревался уходить. – благодарим за оказанное содействие. За угощение. Пойдем мы.

В этот критический с точки зрения помощника следователя момент раздался звон колокольчика. После рассказанных страшных историй все вздрогнули. В комнату вошел дворецкий.

– Послание для господина Бобрыкина! – провозгласил он и передал конверт банкиру.

Тот в недоумении пожал плечами, впрочем, не сильно удивившись: порой дела требовали его срочного участия.

– Вы ждете от кого-то письма? – спросил настороженно Курекин.

– Нет, но у меня могут просить подтверждения срочных вопросов. – Севастьян Андреевич повертел в руках не совсем чистый нож. – Герман Игнатьевич, найдется у тебя ножик? Боюсь испачкать или надорвать бумагу внутри, а вдруг надо что-то важное подписать.

– Постойте. – Следователь быстро подошел к Бобрыкину. – Позвольте конверт вскрою я.

[1] à l'anglaise (фр) – на английский манер

Пётр Васильевич осторожно взял конверт из рук банкира, будто он мог вот-вот взорваться.

– Неужели вы думаете… – начал говорить Бобрыкин, но Курекин его перебил:

– Я думаю все, что угодно. Любые неожиданности, да и ожиданности тоже, должны нас настораживать.

Он взял нож со стола, покрутил его в руке и, заметив, что он все же недостаточно чист, протер салфеткой.

– Я бы принес вам для бумаги, – пробормотал Герман Игнатьевич.

– Не утруждайтесь, – махнул рукой следователь. – Этот вполне сойдет.

Надорванный конверт Курекин положил в специальный пакет, запас которых он держал при себе на случай сохранения улик.

– Адреса и фамилии отправителя нет. Но мы придержим конвертик, если содержимое покажется подозрительным. Иногда любая мелочь в помощь.

Вынутый листок бумаги был сложен вдвое. Курекин осторожно развернул послание.

– Странно, пахнет чесноком и… горчицей… Вас, господин Бобрыкин, тут приглашают на… простите мой французский, derniererendez-vous[1], – произнес Петр Васильевич с дичайшим акцентом. – Последняя. Хм. Плохое слово. Ага, английский праздник «Ночь Гая Фокса». Обещают составить специальное меню, готовятся фейерверки. А также планируется создать атмосферу замка, в котором водятся привидения. Состоится сие действо в Английском клубе. – Пётр Васильевич убрал приглашение в тот же пакет, где уже лежал конверт. – Я оставлю при себе эти бумаги. Если вы пойдете в клуб, прошу соблюдать осторожность! Послание без подписи, без адреса. Кто его отправлял для вас? Причем, не домой, а сюда, где вы в гостях. Весьма странно!

– Я могу завтра уточнить, – сказал Герман Игнатьевич. – У меня в Английском клубе знакомый шеф-повар. Уверен, он знает обо всех запланированных мероприятиях.

– Буду премного благодарен, – кивнул в сторону хозяина дома Курекин. – Но запашок всё-таки идет от бумаги странный…