– Я прошёл по конкурсу на должность преподавателя истории в Интернат, – просто и непритязательно сказал незнакомец. – Зовут меня Никодим Порфирьевич Остроглазов. А вас?

– Алексей Дымов. Бывший десантник, а сейчас – чиновник Космофлота. Зовут вас очень характерно для историка. А что вы делаете здесь, так далеко от Интерната? – сказал Сергей и тут же выругался про себя, потому что чиновник Космофлота мог и не знать, где находится Интернат, это было ещё одним проколом, который нужно было как-то объяснять.

– А я только что прилетел на Побратимы и отпросился на несколько дней. Я, знаете ли, люблю на новом месте ознакомиться с природой. Так, чтобы никто не мешал. А флаер мой там, – он махнул рукой куда-то за себя, и Сергей, хотя и не увидел ничего там, разумеется, поверил ему на слово – ну не пешком же он пришёл сюда от Интерната.

– Так и я здесь по той же причине: я прилетел только вчера. По уставу положено доложить председателю местного Совета, он должен выделить сопровождающего, и вместе с сопровождающим я обязан провести обследование оборудования. Кстати, председатель местного Совета: три слова для обозначения одного человека – вам не кажется, что это слишком много?

– Нам, историкам, не свойственно изменять общепринятые названия. Кроме путаницы, это ни к чему не приводит.

– И всё же: я тут недавно вычитал, что в давние времена для обозначения такой должности существовало слово «мэр». Коротко и ёмко. Если вы не возражаете, я буду называть председателя мэром для простоты общения. Вам ведь знакомо такое слово?

– Конечно. В начале двадцатого века в Англии, Франции и США так называли должностное лицо в органах местного самоуправления. Например, руководителя муниципального совета. Так что вполне сопоставимое название.

– Так вот, мэр, то есть председатель, сегодня занят, у него какие-то дела на производстве. По этой причине я и болтаюсь по планете. Изучаю, что здесь есть интересного. Интернат меня, конечно, восхитил. Я даже не выдержал и поговорил с одним из сотрудников Интерната. Но, к сожалению, я не запомнил, как он представился. Такой, знаете ли, необязательный разговор.

– А что ж вы, Алексей, в одиночку-то прилетели? Скучно, небось?

– Да ведь я всегда один вылетаю на такие задания. Вдвоём у нас не положено. Но мы люди привычные. У меня, считай, с двадцати пяти лет вся жизнь в полётах. Сначала при освоении новых планет, а потом – в плановых контрольных командировках.

– Тяжёлая у вас жизнь. Не позавидуешь.

– Нет. Ничего. Я привык.

– Ну ладно, Алексей. Мне пора. Может, ещё свидимся.

Сергей стоял и смотрел, как его собеседник постепенно скрывается за пределами видимости, спускаясь по ту сторону бугра. А через некоторое время невдалеке взлетел флаер и быстро скрылся из виду.

Казалось бы, нужно было что-то делать, а он стоял молча и смотрел в ту сторону, куда улетел флаер. Случайное столкновение с неизвестным человеком здесь, в этой глуши, наводило на неприятные размышления.

Если этот Остроглазов на самом деле один из двух искомых гениев или хотя бы один из связанных с ними людей, то сложившееся положение было равносильно провалу операции или как минимум её серьёзному осложнению. Он никак не мог объяснить причину такой примитивной, не свойственной ему ошибки.

Предположить, что его выследили, он не мог. Для этого не было обоснованных предпосылок. Задолго до приближения к планете звездолёт был переведён в режим невидимости, приземлился в заведомо безлюдной местности в горах. Сразу же после посадки звездолёта был организован режим камуфляжа, разглядеть под которым истинное содержание поверхности плато можно было только с помощью специального оборудования, имевшегося исключительно в ведомстве службы внутренней безопасности, да и то лишь в штучных экземплярах.