Его отношение к категориям потому прежде всего обусловлено их основным отношением к формам чистой чувственности. Лишь при этом условии единство трансцендентальной апперцепции относится к синтетическим единствам категорий, как род к видам. Категории суть правила, всеобщий закономерный характер которых обозначает апперцепция: а именно, что они суть трансцендентальные законы, а не особые, выведенные из опыта, эмпирические законы.

Из этого значения единства сознания вытекает его вклад в решение вопроса о реальности объекта наших явлений – как внешних, так и внутренних. Апперцепция означает лишь: если явления должны обладать реальностью, значимостью, достоверностью, то последняя должна заключаться для них в закономерности. Следовательно, должно быть дано нечто, на чем категории действуют, законы осуществляются. Это – многообразное чистой интуиции, которое, таким образом, в той же мере есть условие опыта, что и апперцепция с ее категориями. Это – условие чувственности наряду с условием так называемого рассудка, то есть отношения, определенного согласно категориям связи данных представлений к объекту. «Объект есть то, в понятии чего объединено многообразное данной интуиции» [18]. Все дело в объединении.

Понятие – это категория; многообразное – это смысл, объединение обозначает апперцепцию. «Трансцендентальное единство апперцепции есть то, благодаря которому всё многообразное, данное в созерцании, объединяется в понятии объекта» [14]. В этих точных, взаимосвязанных предложениях вторая редакция дедукции формулирует апперцепцию как трансцендентальный основополагающий принцип; единство самосознания – как объективное.

Однако при таком виде объективности ничего не говорится о единстве душевного объекта, существующего за явлениями. Объективация совершается, скорее, над многообразием чистого математического созерцания посредством и сообразно категории в единстве, к единству сознания; к реальности, к достоверности познания.

Если же речь идёт о внутренних явлениях, то в контексте этого критического аппарата сразу бросается в глаза значение внутреннего чувства: оно лишает самосознание смелости продуктивного воображения. «Подобно тому как для познания объекта, отличного от меня, помимо мышления объекта вообще (в категории), мне всё же требуется созерцание… так и для познания самого себя, помимо сознания или помимо того, что я мыслю себя, мне требуется созерцание многообразного во мне… и я существую как интеллигенция, осознающая лишь свою способность связывать, но в отношении многообразного, которое она должна связывать, подчинённая ограничивающему условию, называемому внутренним чувством» [19]. Там, где это ограничивающее условие отрицается, возникает диалектическая видимость ложного объекта, предмета сознания, который не является предметом внутреннего чувства. Там возникает паралогизм рациональной психологии, гипостазирование идеи души.

Я должно быть субстанцией. Но какова же устойчивость, которую это Я утверждает? Это постоянство логического субъекта в мышлении, выдаваемое за реальный субъект присущности. Поскольку рациональная психология отвергает объект внутреннего чувства, ей не хватает почвы, на которой субстанция могла бы реализоваться.

Я должно быть простым. Действительно, стих как моя мысль не может существовать, если отдельные его слова распределены между разными существами. Именно так мы вынуждены мыслить положение вещей на основе собственного сознания. Движение тела может быть совокупным движением всех его частей; но наше Я мы не можем мыслить разделённым. Жаль только, что мы не можем превратить эту субъективную необходимость в объективное познание уже по той простой причине, что нам не хватает многообразия созерцания, от которого мы отказались. «Бедное», «лишённое содержания» представление Я, понятие без объекта, не может означать простой объект. «Таким образом, знаменитое психологическое доказательство основывается исключительно на неделимом единстве представления, которое лишь направляет глагол в отношении лица… Однако простота представления о субъекте не есть поэтому познание простоты самого субъекта» [20]. Так Я стало частицей глагола.