Таким же естественным путём объясняется бедствие. Всякий крутой слом благоденствия – это сигнал к росту. Каждая душа вынуждена внутренней необходимостью покидать старую систему вещей – друзей, дом, обычаи, веру, как моллюск выползает из своей прекрасной, но тесной раковины, чтобы вырастить себе новую (ср. «Наутилус» Оливера Уэнделла Холмса). И чем активнее человек, тем чаще он переживает такие перевороты, а в самой счастливой голове они происходят непрестанно, так что все мирские связи висят на ней легко, словно прозрачная плёнка, сквозь которую видна сама живая сущность, а не то застывшее разнородное образование, в котором большинство из нас «застревают». Тогда возможны подлинные расширения личности, и человек сегодняшнего дня едва узнаёт себя вчерашнего. Так должна выглядеть внешняя биография: мы каждый день снимаем с себя отжившие обстоятельства, как меняем одежду. Но мы, погрузившиеся в бездействие и сопротивляющиеся божественному расширению, получаем этот рост через удары.

Мы не желаем расставаться с друзьями, не желаем отпускать наших «ангелов». Не видим, что они уходят, чтобы их место заняли архангелы. Мы – идолопоклонники прошлого. Не верим в богатство души, её вечность и вездесущность. Не верим, что и сегодня у неё есть сила, равная или превосходящая вчерашнюю красоту. Мы упорно остаёмся в развалинах старой палатки, где когда-то были хлеб, покров и органы чувств, и не хотим признать, что Дух способен снова питать, одевать и укреплять нас. Ничто уже не кажется нам таким милым, сладким и изящным, как прежде. И мы впустую сидим и плачем. Но голос Всемогущего говорит: «Вставай и иди вперёд, вечно!» Мы не можем застрять в развалинах, но и не решаемся опереться на новое, вот и бредём, оглядываясь назад, как чудовища, смотрящие в прошлое.

Однако компенсация трагедий становится ясна нашему уму тоже, но лишь по прошествии времени. Жар лихорадки, увечье, жёсткое разочарование, утрата богатства или друзей кажется в ту минуту необратимой гибелью. Но надёжные годы вскрывают глубокую целительную силу под этими фактами. Смерть близкого – друга, жены, брата, возлюбленного, что была лишь невосполнимой потерей, спустя время вырастает в образ проводника или гения, ибо она обычно приносит перевороты в нашем образе жизни, завершает отрочество или юность, давно требующие конца, срывает привычный уклад или дом, и прокладывает дорогу к новому, более благоприятному для духовного роста. Она принуждает к новым знакомствам, к принятию новых влияний, которые в следующие годы окажутся бесценными; и тот, кто мог остаться «парниковым цветком» без простора для корней и с лишним солнцем над головой, – когда стены рушатся, а садовник перестаёт ухаживать, – становится мощным баньяном в лесу, под чьей сенью и плодами находит приют много людей.

Некоторые исследования о «Воздаянии» Эмерсона

• Pommer, Henry F. «The Contents and Basis of Emerson’s Belief in Compensation.» PMLA 77 (June 1962): 248—53.

• Panek, Le Roy Lad. «Imagery and Emerson’s «Compensation’.» 18 (IV, 1962): 218—221.

• Lee, Roland F. «Emerson’s «Compensation’ as Argument and Art.» New England Quarterly 37 (Sept 1964): 291—305.

• Riepe, Dale. «Emerson and Indian Philosophy.» Journal of the History of Ideas 28 (Jan—March 1967): 115—22.

• Bottorff, William K. «„Compensation,“ Emerson’s Ebb and Flow.» American Studies [Taiwan] 9 (March 1979): 1—9.

• Hughes, Gertrude Reif. Emerson’s Demanding Optimism. Baton Rouge: LSU P, 1984.

• Lasch, Christopher. The True and Only Heaven: Progress and Its Critics. New York: W. W. Norton, 1991.