Есенин vs Маяковский. Поэтическая дуэль Мария Степанова

Советским вельможей,
При полном Синоде…
– Здорово, Сережа!
– Здорово, Володя!
Умаялся? – Малость.
– По общим? – По личным.
– Стрелялось? – Привычно.
– Горелось? – Отлично.
– Так стало быть пожил?
– Пасс в некотором роде.
…Негоже, Сережа!
…Негоже, Володя!
А помнишь, как матом
Во весь свой эстрадный
Басище – меня-то
Обкладывал? – Ладно
Уж… – Вот-те и шлюпка
Любовная лодка!
Ужель из-за юбки?
– Хужей из-за водки.
Опухшая рожа.
С тех пор и на взводе?
Негоже, Сережа.
– Негоже, Володя.
А впрочем – не бритва —
Сработано чисто.
Так стало быть бита
Картишка? – Сочится.
– Приложь подорожник.
– Хорош и коллодий.
Приложим, Сережа?
– Приложим, Володя.
А что на Рассее —
На матушке? – То есть
Где? – В Эсэсэсере
Что нового? – Строят.
Родители – родят,
Вредители – точут,
Издатели – водят,
Писатели – строчут.
Мост новый заложен,
Да смыт половодьем.
Все то же, Сережа!
– Все то же, Володя.
А певчая стая?
– Народ, знаешь, тертый!
Нам лавры сплетая,
У нас как у мертвых
Прут. Старую Росту
Да завтрашним лаком.
Да не обойдешься
С одним Пастернаком.
Хошь, руку приложим
На ихнем безводье?
Приложим, Сережа?
– Приложим, Володя!
Еще тебе кланяется…
– А что добрый
Наш Льсан Алексаныч?
– Вон – ангелом! – Федор
Кузьмич? – На канале:
По красные щеки
Пошел. – Гумилев Николай?
– На Востоке.
(В кровавой рогоже,
На полной подводе…)
– Все то же, Сережа.
– Все то же, Володя.
А коли все то же,
Володя, мил-друг мой —
Вновь руки наложим,
Володя, хоть рук – и —
Нет.
– Хотя и нету,
Сережа, мил-брат мой,
Под царство и это
Подложим гранату!
И на раствороженном
Нами Восходе —
Заложим, Сережа!
– Заложим, Володя!
Марина Цветаева

Издание осуществлено при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации



© Степанова М. А., текст, 2022

© Россомахин А. А., подбор и аннотирование иллюстраций, 2022

© Государственный литературный музей им. В. И. Даля, 2022

© Государственный музей В. В. Маяковского, 2022

© Московский государственный музей С. А. Есенина, 2022

© Оформление. ООО «Центр книги Рудомино», ООО «Бослен», 2022



предисловие

Сергей Есенин и Владимир Маяковский… Уже многие годы вокруг этих имен возникают мифы, легенды, не умолкают сплетни, а их творчество до сих пор вызывает жаркие споры, научные дискуссии. Не иссякает любовь читателя к произведениям двух соперников в искусстве начала XX века.

Однако действительно ли мы знаем, какими были Есенин и Маяковский? Не заслоняют ли от нас «эстрадный образ» и эпатаж их истинный облик – их лики человека и поэта? Какими были их взаимоотношения? С одной стороны, мы знаем многочисленные свидетельства мемуаристов, согласно которым поэты соперничали и ревновали к славе друг друга («Маяковскому не давало покоя ближайшее соседство с Есениным…»[1] – утверждал Юрий Анненков). Сами современники Есенина и Маяковского нередко противопоставляли двух поэтов. Так, Марк Шагал в книге «Моя жизнь» писал: «На собрании поэтов громче всех кричал Маяковский. Друзьями мы не были, хотя Маяковский преподнес мне одну свою книгу с такой дарственной надписью: “Дай Бог, чтобы каждый шагал, как Шагал”. Он чувствовал, что мне претят его вопли и плевки в лицо публике. Зачем поэзии столько шуму? Мне больше нравился Есенин, с его неотразимой белозубой улыбкой. Он тоже кричал, опьяненный не вином, а божественным наитием. Со слезами на глазах он тоже бил кулаком, но не по столу, а себя в грудь, и оплевывал сам себя, а не других»[2]. Юрий Анненков, вспоминая Сергея Есенина и Владимира Маяковского, говорит о них обоих сразу, в его памяти их образы остались неразделимыми, но противоположными: «Маяковский был полной противоположностью Есенину. Маяковский провозгласил: “В наше время тот поэт, кто полезен”. Есенину “миссия служительства” пришлась не по нутру. Есенин всем своим творчеством стремился доказать, что в наше материалистическое время полезен тот, кто поэт»[3]. Литературовед В. А. Мануйлов, общавшийся с Есениным в 1920‑е годы, описал в воспоминаниях выступление поэта на литературном вечере в клубе писателей на Арбате. На этом вечере присутствовал и Маяковский с Л. Брик. Мануйлов отмечал, что Маяковский чувствовал себя неуютно и во всем его облике можно было угадать некое внутреннее сопротивление энергетике Есенина: «Во время чтения Есенина я время от времени отвлекался от него и всматривался в Маяковского и его спутницу. Они слушали внимательно, не переговаривались, как это делали некоторые. В этом внимании была какая-то сдержанность и настороженность. Возбуждение Есенина вызывало в Маяковском подчеркнутую невозмутимость, быть может, чуть-чуть демонстративную. Они ни разу друг к другу не подошли, не заговорили»[4]. По словам писателя Н. Н. Никитина, Есенин «с откровенностью проявлял свое отношение к Маяковскому. Таким же откровенным был с ним и Маяковский. Они, конечно, не были друзьями, они были полярны…»[5].

Но, с другой стороны, есть иные свидетельства, которые указывают на то, что Есенин и Маяковский глубоко чтили талант друг друга. Л. Ю. Брик писала в воспоминаниях: «При жизни Есенина Маяковский полемизировал с ним, но они знали друг другу цену. Не высказывали же свое хорошее отношение – из принципиальных соображений»[6]. «Из левых своих современников почитал Маяковского, – писал о Есенине И. Старцев. – Что ни говори, а Маяковского не выкинешь. Ляжет в литературе бревном, – говаривал он, – и многие о него споткнутся»[7]. По словам Н. Асеева, Маяковский оценивал дар Есенина так: «А ведь он чертовски талантлив»[8]. В. Шершеневич, вспоминая Есенина, пишет и об отношении к нему Маяковского: «Я помню почти нежные глаза Маяковского, когда он слушал новые поэмы Есенина. А Есенин не любил Маяковского, и для Маяковского хвалить поэта, который его не любит, было нелегко»[9].

Кроме того, современники нередко сближали их поэтические дарования, оценивали в соседстве друг с другом, объединяя и противопоставляя их: «У Маяковского были соседи. Он был в поэзии не одинок, он не был в пустыне. На эстраде до революции соперником его был Игорь Северянин, на арене народной революции и в сердцах людей – Сергей Есенин»; «По сравнению с Есениным дар Маяковского тяжелее и грубее, но зато, может быть, глубже и обширнее. Место есенинской природы у него занимает лабиринт нынешнего большого города, где заблудилась и нравственно запуталась одинокая современная душа, драматические положения которой, страстные и нечеловеческие, он рисует»[10] (Б. Л. Пастернак). А М. И. Цветаева в цикле стихотворений, написанном после смерти Маяковского, а именно – в стихотворении «Советским вельможей / При полном Синоде…», сближает имена Есенина и Маяковского как двух главных бунтарей духа XX века.

Сам Маяковский уже после смерти своего оппонента в статье «Как делать стихи» утверждал, что знал Есенина «лет десять, двенадцать» и что общение их было разным. С одной стороны, Маяковский отмечал: «Мы ругались с Есениным часто, кроя его, главным образом, за разросшийся вокруг него имажинизм»[11], но позднее «встречи были элегические, без малейших раздоров»[12].

Так как же было на самом деле? Действительно ли Есенин и Маяковский были непримиримыми врагами или их творчество было двумя полюсами русской поэзии, органично дополняющими друг друга? Данная книга – попытка ответить на эти вопросы, проследить жизненный и творческий путь Есенина и Маяковского, учитывая их биографические, творческие взаимосвязи, исторический и культурный контекст эпохи Серебряного века.

Глава 1

«Я люблю этот город вязевый…»

Покорение Москвы




Нередко самые первые детские впечатления остаются с человеком на всю жизнь, а ближайшее окружение и среда формируют характер, вкус, привычки. Сергей Есенин родился в Рязанской области, в селе Константинове в крестьянской семье – Александра Никитича Есенина и Татьяны Федоровны (урожденной Титовой). Владимир Маяковский родился в селе Багдады Кутаисской губернии, в Грузии, в семье лесничего Владимира Константиновича Маяковского и его жены Александры Алексеевны (урожденной Павленко). Возможно, столь далекие в географическом плане и столь противоположные по колориту места рождения поэтов и обусловили то, что Есенин, в детстве окруженный национальной культурой, всегда позиционировал себя как человека и поэта исключительно русского, в то время как Владимир Маяковский был воистину гражданином мира. Вероятно, что корни его интернационализма лежат в той самой кутаисской деревне, где он играл с грузинскими детьми, выучился грузинскому языку и легко использовал его в общении на протяжении жизни. И хотя в стихотворении «Нашему юношеству» он настаивает, обращаясь к юношам, – «на русский вострите уши», но при этом делает акцент на своих многонациональных корнях:

Я
   не из кацапов-разинь.
Я —
   дедом казак,
                    другим —
                                   сечевик,
а по рожденью
                  грузин…[13]

В. Н. Дядичев в своей книге о Маяковском выдвигает интересную версию в связи с его языковой культурой. Исследователь отмечает, что будущий поэт рос в среде «двуязычия», воспринимал русский язык в контексте другого языка, и впоследствии это позволило ему особенно тонко чувствовать его фонетические особенности[14].

Сергей Есенин получил традиционное воспитание, в котором важное значение имела религиозная обстановка в семье. С трех лет будущий поэт воспитывался в доме деда и бабушки с материнской стороны, а Наталья Евтихиевна (бабушка) была женщиной глубоко верующей и религиозной и так же пыталась воспитывать своего внука, приучая его к церковной жизни, брала его с собой на богомолье в соседние монастыри. Самые первые детские воспоминания Есенина именно об этом: «Помню: лес, большая канавистая дорога. Бабушка идет в Радовецкий монастырь, который от нас верстах в 40. Я, ухватившись за ее палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка все приговаривает: “Иди, иди, ягодка, Бог счастье даст”»