, «Володя <…> шалит»[29] (А. А. и В. К. Маяковские – Л. В. Маяковской, 1899 г.), «Володя сильно скучает один, целый день капризничает»[30] (А. А. Маяковская – Л. В. Маяковской, 1899 г.), «Володя за это время очень изменился, очень стал капризным» (А. А. и В. К. Маяковские – Л. В. Маяковской, 1899 г.)[31], «Володя стал страшный шалун и почти не сидит в комнате» (А.А. и В. К. Маяковские – Л. В. и О. В. Маяковским, 1900 г.)[32], «Володя любит, чтоб ему рассказывать и читать сказки» (А. А. и В. К. Маяковские – Л. В. Маяковской, 1898 г.)[33], «Володя целует тебя, он теперь от меня не отходит и все пристает, чтобы ему читала»[34] (В. К. и А. А. Маяковские – Л. В. и О. В. Маяковским, 1899 г.).

Сергей Есенин о своем детстве рассказывал: «Она (бабушка) хотела, чтобы я рос на радость и утешение родителям, а я был озорным мальчишкой. Оба они видели, что я слаб и тщедушен, но бабка хотела меня всячески уберечь, а он (дедушка), напротив, закалить. Он говорил: плох он будет, если не сумеет давать сдачи. Так его совсем затрут. И то, что я был забиякой, его радовало»[35] (слова Есенина в передаче И. Н. Розанова). Товарищи Есенина по школе вспоминали, что он был «бедовый и драчливый, как петух». О своем хулиганском поведении в детстве поэт и сам не раз писал в автобиографиях: «Средь мальчишек я всегда был коноводом и большим драчуном и ходил всегда в царапинах»[36], а в одном из стихотворений делает такой своеобразный «автопортрет»:

Впоследствии и Есенин, и Маяковский за созданным ими эстрадным образом хулигана прятали природную застенчивость и ранимость, о которой знали только люди из их ближайшего окружения.

Летом 1906 года после смерти главы семьи – Владимира Константиновича – Маяковские переезжают в Москву. Владимир учится в Пятой московской классической гимназии, которая располагалась на углу Поварской улицы и Б. Молчановки. Постепенно он сближается с революционно настроенной молодежью, входит в социал-демократический кружок Третьей гимназии, хранит дома запрещенную литературу. В результате – попадает под надзор полиции.

С 1908 по 1909 год Маяковский был трижды арестован. В 1909 году, в свой последний арест, оказавшись в изоляции, в одиночной камере № 103, он очень много читает, пробует писать стихи. Впоследствии он называл этот период «важнейшим для него временем» и началом поэтической работы. «Символисты – Белый, Бальмонт. Разобрала формальная новизна. Но было чуждо. Темы, образы не моей жизни. Попробовал сам писать так же хорошо, но про другое. Оказалось так же про другое – нельзя. Вышло ходульно и ревплаксиво»[39].

На самом деле Маяковский поскромничал, когда писал в автобиографии, что «так же про другое – нельзя». Позднее у него получилось так же хорошо про то же, но совершенно наоборот. Символисты становятся для Маяковского платформой, от которой он отталкивается, именно желая «так же», но совершенно по-иному, желая бунтовать против старшего поколения поэтов, публично – резко и отчетливо – обозначить свою позицию. Не только Маяковский, но и другие футуристы ощущали значительность символистской поэзии. А. А. Ахматова в воспоминаниях об Александре Блоке писала: «Б. Лившиц жалуется, что он, Блок, одним своим существованием мешает ему писать стихи»