Он поднялся и пошел дальше. На второй коробке паутина оказалась настолько большой и старой, что Марк даже не стал наклоняться и осматривать ящик. Тут давно никого не было… Удивительные создания эти пауки. Живут в одиночку в кромешной тьме, плетут свою паутину и спят до тех пор, пока в их западню не попадется бедное насекомое. Как только пауки выжили?

Третья коробка была старой и уже поврежденной крысами, поэтому возле нее стояли ловушки.

“Надо оформить заявку на замену” – подумал Марк, глядя на сильно покореженный металлический ящик. Ловушки оказались пусты, а приманки не тронуты.

Следующие два ящика так же были пусты. За последний – шестой – Марк уже не переживал. Там уже виднелся свет следующей станции. Крысы его побаивались и поэтому редко селились так близко к людям

На станции «Четверть Восьмого» Марк достал рацию и медленно проговорил:

– Девятьсот пятнадцатый, прибыл на ЧВ. Все чисто.

– Принято. Сообщите о дальнейших действиях, – шипел диспетчер в ответ.

По регламенту после осмотра полагалось сделать небольшой перерыв. Марк прошел путь быстрее, чем планировал, поэтому позволил себе прилечь на одну из скамеек посреди платформы. В это время станция еще совершенно пуста. Всего меньше, чем через час она распахнет свои двери и впустит в себя сотни человек одновременно. Но пока можно насладиться тишиной и осмотреться.

Станция «Четверть Восьмого» считалась одной из самых красивых в городе, хотя и была едва ли не старейшей. По одним рассказам она так названа в честь времени начала работ по строительству станции, по другим утверждалось, что именно в это время родился один из великих создателей коллективизма и Председатель первого Коллективиума – Мантермейт. Некоторые пытались искать корни названия в древних мертвых языках, а иные все объясняли расположением звезд. Так или иначе при всей доступности знаний история происхождения названий станций была тем редким предметом бытовых споров и обсуждений, который еще оставался у людей.

Стены «Четверти Восьмого» были покрыты огромным количеством фресок и картин с различными сюжетами. Создавалось впечатление, будто десятки художников в разное время работали над всем этим огромным произведением. В картинах преобладал космос. Всюду были изображения звездных систем, космических кораблей, далеких планет, солнечных протуберанцев и черных дыр. Местами проступали сцены из повседневной жизни людей разных профессий. И все участники этих сцен улыбались. Улыбались доктора, ученые, строители, машинисты, шахтеры, длинноногая балерина в изящной белой пачке и многие-многие другие.

“На картинах изображены все люди, кроме таких, как я. Разнорабочий… Почему о нас всегда забывают? Если вдруг я вовремя не уничтожу крысу, и она сожрет провода, то остановится вся линия. Пока будут восстанавливать движение, вся эта толпа будет покорно стоять и ждать на перроне. И не будет космических полетов и великих открытий, не будет красивых картинок, останутся лишь недовольные вздохи и возмущения. А если линия метро будет работать исправно, то никто не заметит и спасибо не скажет. А сколько еще нас таких в незаметных для чужих глаз профессиях? Или, например, убран мусор – это считается нормой. Стоит лишь мусорщику чуть отвлечься или не успеть, так каждый норовит ткнуть его носом в малейший клочок бумаги, лежащий на земле. Получается, что есть вещи, которые можно заметить только, если произошло какое-то событие. А нет события, то и вещей этих как бы нет”.

Лежа на скамейке, Марк размышлял и рассматривал фрески. Из рации послышалось шипение:

– Это девятьсот пятнадцатый. Готовы продолжить?