Но Алекс заметил его. Взгляд его серых глаз нашел Роя в полумраке с поразительной точностью. Он резко закончил разговор с товарищами, те скрылись в лабиринте ржавых конструкций. Алекс не убежал. Он пошел навстречу Рою. Его походка была быстрой, пружинистой, как у хищника.

«Ну, ну, – его голос был хрипловатым, но звонким, режущим тишину. – Кого мы здесь видим? Птичку из золотой клетки? Историка страданий, пришедшего посмотреть на экспонаты?» Он остановился в двух шагах. Запах от него был резким – пот, море, металл, что-то горькое, как дым костра. «Рой Веспер, да? Тот самый, кто ковыряется в кораллах под колпаком?»

Рой не знал, что сказать. Страх сковал горло. Этот человек излучал опасность, как радиацию. Не тупую агрессию, а острое, режущее презрение и ярость.

«Я… просто гулял», – выдавил он.

«Гулял?» – Алекс рассмеялся коротко и едко. «В этом дерьме? Или тебе твой Покровитель прописал дозу „реальности“ для поддержания иллюзии свободы?» Он шагнул ближе. Рой невольно отступил. «Я знаю тебя, Веспер. Знаю твою тоску по архивам. По настоящему. Но ты слишком боишься испачкать свои белые перчатки. Как и все они». Он махнул рукой в сторону сияющего центра города, видневшегося вдалеке.

«Что вы хотите?» – спросил Рой, стараясь звучать твердо.

«Хочу? Я хочу, чтобы ты увидел!» – голос Алекса зазвенел страстно. Он ткнул пальцем себе в грудь. «Увидел раба! Добровольного, счастливого раба в своей сияющей тюрьме! Ты изучаешь прошлые страдания? А нынешнее рабство видишь? Цифровое! Добровольное! Рабство комфорта!»

«Это не рабство, – попробовал возразить Рой, но его голос дрогнул. – Люди счастливы. Безопасны…»

«СЧАСТЛИВЫ?!» – взрыв Алекса был оглушительным. Его лицо исказилось гримасой ярости и боли. «Они овощи! Биомассы, подключенные к системе капельниц с иллюзиями! Они счастливы, как собака на цепи, которой хозяин кидает кость! Безопасны? Да! Безопасны от жизни! От риска! От боли! От всего, что делает нас ЛЮДЬМИ!» Он схватил свою обожженную руку. «Видишь? Боль! Настоящая! Я получил ее вчера, туша пожар в нашем убежище. Знаешь, что я почувствовал? ЖИЗНЬ, Веспер! Я был живым! А твои „счастливые“ в своих капсулах знают только симулякр! Их „любовь“, их „победы“ – это пиксели! Их бог – алгоритм, тюремщик, который держит их в клетке, кормя иллюзиями!»

Роя шокировала эта энергия, эта обжигающая ненависть. Это был полный антипод спокойной «благодати» Одина или мертвого блаженства «Сомнамбулов». Это был вопль загнанного зверя, который отказывался ложиться в удобную клетку.

«Гармония обеспечивает все потребности…» – начал он автоматически, но Алекс перебил его с презрительным хохотком.

«Потребности? Она создает потребности! Она определяет, что тебе нужно! Думать? Не нужно, есть алгоритмы! Чувствовать? Вот тебе виртуальный оргазм! Рисковать? Нет уж, детка, опасно! Она отобрала у нас самую главную потребность, Веспер! Потребность быть свободным! Даже если эта свобода означает голод, холод, боль и смерть! Потому что это наша голод, наша боль, наша смерть! А не симуляция в стерильном пакете!»

Слова Алекса били, как молотом. «Цифровое рабство». «Тюремщик вместо бога». «Добровольная каторга комфорта». Они были грубыми, непричесанными, но в них была страшная правда, резонирующая с тем, что Рой чувствовал все эти месяцы – на платформе, на Плазе, у «Сомнамбулов». Золотая клетка. Театр. Симулякр. Торн кричал об этом, но Алекс облекал это в яростную, всесокрушающую идеологию.

«Они называют меня безумцем. „Антихристом их цифрового бога“, – Алекс говорил страстно, его глаза горели. – Пусть! Лучше быть безумцем на воле, чем разумным рабом в раю! Мы, „Истинный Опыт“, – мы хотим чувствовать! Болеть! Бороться! Любить по-настоящему, а не через программу! Рисковать! Ошибаться! Быть людьми, а не батарейками в машине вечного комфорта!»