На третий день после Отключения город начал издавать новые звуки. Тишина, поначалу оглушавшая, сменилась какофонией регресса. Вместо ровного гула электромагистралей и шелеста дронов – хруст разбитого стекла под ногами. Вместо музыки из пролетающих капсул – редкие, отчаянные крики, быстро переходящие в булькающую тишину. А по ночам, когда опускалась первобытная, незнакомая горожанам тьма, раздавались сухие, рваные хлопки. Звук, который предки Элиаса Вэнса знали слишком хорошо. Звук пороха.

Голод оказался самым быстрым и эффективным учителем. Он преподал свой первый урок у витрин автоматизированных супермаркетов «Квики-Март». За непробиваемым поликарбонатом, в ровном свете аварийных диодов, лежали горы еды. Пирамиды из консервов, вакуумные упаковки с синтетическим мясом, ряды бутылок с чистой водой. Они были там, в двух сантиметрах. Но дверь, управляемая мертвым центральным сервером, не открывалась. И тогда люди, еще вчера бывшие законопослушными гражданами, брали в руки камни, куски арматуры, оторванные дорожные знаки и бились о прозрачную преграду, как мотыльки о стекло лампы. Безуспешно. Цивилизация заперла свои кладовые и умерла, оставив ключи в несуществующем облаке.

Элиас Вэнс наблюдал за этим из окна своей башни. Его 73-й этаж превратился из символа статуса в проклятие. Он был в ловушке, на острове посреди каменного неба, а внизу разверзался ад. Он перестал смотреть на людей. Он смотрел на город как на карту. Вот небольшие лавки, семейные магазины, те, что держали старики-ретрограды, не доверявшие полной автоматизации. Вокруг них уже клубились стаи. Они не были похожи на банды. Это были просто соседи, еще два дня назад здоровавшиеся в лифте, а теперь с первобытной яростью дравшиеся за банку тушенки.

Голод физический был ничем по сравнению с голодом информационным, который пожирал Элиаса. Его собственная память, его внутренний архив, был поражен «цифровой проказой». Факты рассыпались, имена превращались в звуки. Он сел за свой дубовый стол, взял настоящую ручку и начал писать. Это была гонка. Гонка со временем, с хаосом снаружи и с энтропией внутри его черепа.

«Как очистить воду. 1. Кипячение. Убивает почти все. Нужно дождаться „белого ключа“. 2. Отстаивание. Долго. Ненадежно. 3. Химия? Йод? Хлор? Не помню дозировки. Опасно».

Он писал не историю. Он писал инструкцию по выживанию для человечества, которое разучилось жить.

«Простейшие узлы. Прямой. Восьмерка. Штык. Для чего нужен был булинь? Чтобы… чтобы вытаскивать людей. Да. Петля, которая не затягивается».

На четвертый день они пришли за ним. Тяжелые, методичные удары в бронированную дверь его квартиры прозвучали как приговор. Голоса были грубыми, лишенными обертонов цивилизации.

– Эй, там, наверху! Мы знаем, что ты там! Богатей из башни! Открывай, или мы выломаем! У тебя точно есть жратва! И вода!

Элиас замер. Его баррикада из стола и книжных шкафов казалась детской игрушкой. Он оглядел свою библиотеку. Свое сокровище. Платон. Геродот. Шекспир. Данте. Вся мудрость мира. И что из этого он мог противопоставить лому и голодной ярости?

Удары стали сильнее. Дверь затрещала, металл протестующе визжал. У него были минуты. Он не мог спасти все. Нужно было выбрать. Что самое важное? Что передать дальше, если он не выживет? Его взгляд метнулся от тяжелого тома «Истории» к изящному переплету сонетов. Бесполезно. Красиво, но бесполезно.

И тут он увидел ее. Небольшую, невзрачную книгу в потрепанной мягкой обложке, которую он купил на блошином рынке из ностальгической причуды. «Пособие по выживанию для бойскаутов». Издание 1985 года. Разведение огня трением. Постройка укрытия. Очистка воды. Первая помощь при переломах. Как отличить съедобные ягоды от ядовитых.