Сейчас белый шум исчез. Остался только его голос.

Иона смотрел на растерянные, опустошенные лица вокруг. Он видел их страх, их боль. Но он не чувствовал ни страха, ни жалости. Он чувствовал триумф. Экстаз. Это было то, о чем он молился. Великое Очищение. Божественное нажатие кнопки «Delete».

Он видел, как молодая женщина в панике трясла свой мертвый коммуникатор, плача и повторяя одно и то же слово: «Фотографии… мои фотографии… мой сын… я не помню его лицо…»

Иона подошел к ней. Он положил руку ей на плечо, и она вздрогнула, впервые за много лет почувствовав прикосновение незнакомца, не опосредованное технологией.

– Дитя мое, – сказал он, и его голос, усиленный всеобщей тишиной, разнесся по площади. – Зачем тебе фотографии? Тот, кого ты видела на них, умер. Та жизнь была ложью. Иллюзией. Господь сжалился над нами и стер наш позор. Он даровал нам величайший дар… дар Забвения.

Иона смотрел на нее, и в его душе не было сочувствия. Он помнил свою прошлую жизнь. Помнил, как стоял в сверкающем холле «Chrono-Synaptic», представляя свой проект по оптимизации энергосетей. И как сам Кевин Цанг, проходя мимо с инвесторами, бросил на его планшет беглый взгляд и сказал своему помощнику достаточно громко, чтобы Иона услышал: «Еще один мечтатель. Убедитесь, что его социальный рейтинг не позволит ему взять кредит даже на кофеварку». Эта фраза, навечно записанная в его цифровом досье, закрыла перед ним все двери.

Но хуже всего было не это. Хуже было то, что Сеть не давала ему забыть. Каждое утро его персональный ассистент предлагал ему «курсы повышения квалификации», основанные на его «низком рейтинге эффективности». Каждый раз, когда он заходил в социальную сеть, алгоритм подсовывал ему истории успеха людей, работавших над проектами, похожими на его собственный. А однажды, в качестве изощренной пытки, система предложила ему купить 3D-модельку офиса Цанга как «сувенир, мотивирующий к карьерному росту». Паутина не просто помнила его унижение. Она ежедневно, методично, с бездушной улыбкой алгоритма тыкала его в эту рану носом. Она была не просто архивом. Она была персональным, вечным, цифровым адом.

Она преследовала его во сне. Сеть не давала ничего забыть. Она была вечным обвинителем, вечным напоминанием о его унижении. И теперь она смолкла. Он чувствовал себя так, словно с него сняли раскаленные докрасна кандалы. Он не просто был свободен. Он был отомщен.

Несколько человек обернулись на его голос. В их пустых глазах забрезжил огонек. Не надежды. Нового, жуткого смысла. Их агонизирующий разум цеплялся за любую, даже самую безумную, идею, которая могла бы объяснить происходящее.

– Возрадуйтесь! – возвысил голос Иона, раскинув руки, как будто обнимая весь этот сломленный мир. – Ибо мы свободны! Свободны от груза прошлого! Свободны от лайков и дизлайков, от цифровых долгов и фальшивых друзей! Мы – чистый лист! Мы – первые люди нового мира! Память – это болезнь! Забвение – это исцеление!

И люди слушали. Они слушали, потому что его слова, какими бы дикими они ни были, предлагали выход. Они превращали их потерю в обретение, их слабость – в силу, их ужас – в священный трепет.

В своей квартире на 73-м этаже Элиас Вэнс отодвинул тяжелый дубовый стол, забаррикадировав им входную дверь. Он понимал, что долго это не продержится, но ему нужно было время.

Он ходил вдоль своих книжных полок, проводя пальцами по кожаным и картонным корешкам. Шекспир. Данте. Гомер. Платон. Библия. Коран. Достоевский. Это было все, что осталось. Не просто истории. Это были чертежи души. Инструкции по сборке человека.