Его собственная память, память ученого, была разрушена. Он больше не мог доверять тому, что знал. Но буквы на бумаге не лгали. Они были здесь. Физическое доказательство того, что человечество умело мыслить, любить, страдать и надеяться задолго до того, как изобрело кремниевый чип.
Его миссия стала до ужаса ясной. Он больше не был Архивариусом прошлого. Он должен был стать семенем будущего.
Он взял со стола чистый лист бумаги и настоящую перьевую ручку – еще один его атавизм. Рука дрожала, но он заставил ее повиноваться. Он должен был начать записывать. Все, что еще мог вспомнить. Имена своих детей. Лицо внука. Первые строки стихов, которые еще теплились в голове. Он писал не для себя. Он писал для того, кто, возможно, найдет эти листы через сто лет.
Потому что в этой оглушающей Тишине Сети он понял одну страшную вещь. Забвение – это не просто отсутствие памяти. Это вакуум. А природа, как он смутно помнил из какой-то давно прочитанной книги, не терпит пустоты. И если он и такие, как он, не заполнят эту пустоту крупицами старой мудрости, ее заполнит что-то другое.
Что-то новое.
Или что-то очень, очень древнее и темное, что все это время терпеливо ждало своего часа в самой глубине человеческой души, пока гул Сети заглушал его шепот. Голос, подобный голосу Ионы.
Элиас писал, а за окном медленно гасли огни Лондона, и на город опускалась первая настоящая ночь за последние сто пятьдесят лет. Ночь, полная звезд и страха.
И в этой ночи, в другом конце города, в маленькой квартире, заваленной медицинскими справочниками, не спала еще одна женщина. Ее звали Лена. Она была врачом. И она была дочерью Элиаса Вэнса.
Она только что пережила ад в своей клинике. Видела, как пациенты, подключенные к системам жизнеобеспечения, умирали, когда те отключались. Видела, как ее коллега, блестящий хирург, вдруг забыл, как держать скальпель, и начал вслух цитировать стихи на древнегреческом. Видела, как медсестра начала биться в конвульсиях, выкрикивая чужое имя и адрес в другом городе.
Она не знала, что случилось с миром. Но она знала одно: ее отец, Элиас, историк-затворник, который всегда говорил о хрупкости цифровой цивилизации, был в своей башне. И ее брат, Давид, гениальный программист, живущий за городом с отцом-ретроградом, – тоже в ловушке. В ее голове, как три огонька в бушующем океане, были три точки: ее отец, ее брат и ее сын Лео, который был сейчас с Давидом. Ее семья.
Она посмотрела на свой мертвый коммуникатор. Связи не было. Но она была врачом. Она умела не только лечить, но и думать. И она знала, что в первые часы хаоса выживает не самый сильный, а тот, кто первым доберется до своих.
Собрав в рюкзак все медикаменты, которые смогла унести, она вышла из клиники. Она не знала, доберется ли до отца в центре города. Но она знала, что может попытаться прорваться на юг, к брату. К дому Матвея Камня, который, как она смутно помнила из разговоров, построил себе «крепость на случай конца света».
Так, в первую ночь нового мира, три нити истории начали свое движение. Библиотекарь, запертый в своей башне со знаниями. Строитель, укрепивший свой дом с семьей. И Врач – женщина, которая в этот момент приняла решение стать связующим звеном между ними. Их пути еще не пересеклись, но уже были неразрывно связаны.
Глава 3. Первые Дни Хаоса
Фрагмент утраченной информации: выдержка из учебника по социологии для старших классов, «Основы цивилизации 2.0», 2044 год.
«Социальный контракт современного общества уникален. Он больше не базируется на физической силе или праве рождения. Его основа – взаимосвязанная информационная инфраструктура. Доверие, репутация, доступ к ресурсам – все это функции вашего цифрового следа. Утрата доступа к Сети равносильна социальной смерти. Теоретически, коллапс этой системы привел бы к регрессу до самых примитивных форм организации, основанных на трайбализме и насилии. К счастью, это лишь гипотетический сценарий…»