Он прислонился к холодной стене, и его накрыла волна не страха, а ледяной ясности. Его миссия изменилась. Он шел в «Прометей-Парк» как историк, чтобы найти ответы. Теперь он понимал, что должен идти туда как солдат.

Но что он мог противопоставить фанатикам с факелами? Он был стар. Он был слаб. У него не было оружия. Его единственным оружием всегда было знание. И в этот момент он понял, как им воспользоваться.

Он перестал просто искать книги. Он начал искать уязвимости. Он больше не смотрел на руины как на хранилища артефактов. Он смотрел на них как на тактическую карту. Он вспоминал обрывки знаний не о поэзии, а о химии – что горит, что взрывается, что отравляет. Его разум, привыкший систематизировать историю, начал систематизировать хаос, ища в нем оружие. Он, гуманист, оплакивавший каждую сгоревшую книгу, начал думать, как самому превратить знание в огонь. Эта трансформация ужасала его, но он понимал: чтобы спасти библиотеку, иногда нужно сжечь часть города.

Теперь его миссия изменилась. Он должен был не просто добраться до «Прометей-Парка». Он должен был найти своих людей раньше, чем это сделают Очистители. И он знал, куда ушел Эзра. На юг. Туда, где, по слухам, существовала община сильных и независимых людей. Туда, где строили, а не разрушали.

В Каменном Форте, спустя два месяца изнурительной работы, случилось чудо.

Был ветреный осенний день. Лопасти ветряка, собранного из мусора и гениальности, медленно, со скрипом, начали вращаться. Давид и Эзра стояли у самодельного генератора. Провода тянулись к столбу в центре поселения, на котором висела одна-единственная автомобильная фара.

Ветер усилился. Лопасти закрутились быстрее. В генераторе что-то завыло, заискрило. И вдруг фара вспыхнула.

Сначала тускло, потом все ярче и ярче, заливая площадь ровным, чистым, белым светом.

Люди, собравшиеся вокруг, ахнули. Многие дети, родившиеся после Отключения, никогда не видели искусственного света, кроме огня. Они смотрели на лампу, как на сошедшее с небес солнце. Взрослые, помнившие старый мир, плакали, не стыдясь своих слез. Это был не просто свет. Это было эхо. Эхо утраченной цивилизации. Доказательство того, что они не просто одичавшие животные, а люди. Люди, способные укротить ветер и превратить его в свет.

Матвей Камень стоял в стороне, глядя на ликующие лица своих людей. Он смотрел на сына, который обнимал инженера-чужака, на внука, который с восторгом смотрел на лампу. И он понял, что старейшины были неправы.

Эзра принес им не опасность. Он принес им надежду.

Люди, собравшиеся вокруг, ахнули. Многие дети, родившиеся после Отключения, никогда не видели искусственного света, кроме огня. Они смотрели на лампу, как на сошедшее с небес солнце. Взрослые, помнившие старый мир, плакали, не стыдясь своих слез. Это был не просто свет. Это было эхо. Эхо утраченной цивилизации. Доказательство того, что они не просто одичавшие животные, а люди. Люди, способные укротить ветер и превратить его в свет.

Матвей Камень стоял в стороне, глядя на ликующие лица своих людей. Он смотрел на сына, который обнимал инженера-чужака, на внука, который с восторгом смотрел на лампу. И он понял, что старейшины были неправы. Эзра принес им не опасность. Он принес им надежду.

Но в тот самый миг, на холме в нескольких милях от них, дозорный из отряда Очистителей, всматриваясь в темноту через старый бинокль, замер. Он увидел это. Не костер. Не факел. Ровный, неестественно яркий свет посреди ночной пустоши.

Он опустил бинокль и повернулся к своему командиру, человеку с выжженным на щеке символом перечеркнутого уха.