Андрей продолжал сидеть в кресле, сжимая в руке холодный камень. Он не знал, что будет дальше, куда приведут его эти следы, вернется ли Лика. Он знал только, что что-то необратимо изменилось. Игра началась, или, возможно, он просто осознал, что всегда был ее частью. Он был один в холодной комнате, под взглядом обезглавленной церкви за окном, в городе, где даже призраки мерзнут, а время остановилось на одиннадцати.

1 . Дни Пустоты

Прошло три дня. Или четыре? Андрей потерял счет. Время, которое в течение недели их странных прогулок казалось вязким и нелинейным, теперь просто остановилось, превратившись в монотонное, серое ничто. После того утра, когда Лика не пришла на их молчаливое рандеву у библиотеки, дни слились в один бесконечный, туманный период ожидания и пустоты. Он жил словно в анабиозе, в состоянии глухого, туманного оцепенения, которое окутывало его мысли и чувства плотной ватой.

Он продолжал выполнять свою рутину, но делал это чисто механически, как заведенная кукла, чей механизм вот-вот иссякнет. Утром он по-прежнему вставал рано, шел на кухню. Доставал медную турку, зерна, воду. Нагревал ее до положенных 92 градусов, отмерял кофе, совершал три медленных круга серебряной ложечкой против часовой стрелки. Но ритуал утратил свою магию, свое значение. Это больше не было попыткой упорядочить хаос или повернуть время вспять. Это было просто действие, лишенное содержания, пустое эхо смысла. Кофе получался горьким, безвкусным, и он пил его, не чувствуя ни тепла, ни аромата.

Он пытался читать. Садился в свое кресло у окна, брал в руки очередной том французской философии, который нужно было переводить. Но буквы расплывались перед глазами, складываясь в бессмысленные узоры. Строки текста казались чужими, непроницаемыми. Он читал абзац, другой, и тут же забывал, о чем шла речь. Мысли его были далеко – они блуждали по заснеженным полям, возвращались к черной полынье на реке, снова и снова прокручивали в голове обрывки фраз Лики, ее ускользающие взгляды, прикосновение ее руки. Философские концепции деконструкции, следа, отсутствия, которые раньше увлекали его своей интеллектуальной игрой, теперь казались болезненно реальными, отражая его собственное состояние потерянности и разрыва.

Каждое утро, выпив свой безвкусный кофе, он одевался и выходил на улицу. И каждый раз его ноги сами несли его к библиотеке. Он знал, что это бессмысленно, что она не придет, но иррациональная надежда, похожая на фантомную боль, заставляла его повторять этот путь. Он приходил на их место встречи – к старой стене у входа – и стоял там. Долго. Иногда час, иногда больше. Он смотрел на тяжелую дубовую дверь, на заиндевевшие окна, на редких прохожих, спешащих мимо, закутанных от мороза. Он всматривался в лица, ища знакомые черты, седые волосы, яркий красный шарф. Но Лики не было.

Ее отсутствие ощущалось почти физически. Оно меняло сам город вокруг. Город и раньше не блистал красками, но теперь он казался еще более серым, выцветшим, словно кто-то выкрутил контрастность до минимума. Тишина улиц стала глубже, тяжелее. Скрип снега под ногами звучал особенно одиноко. Даже силуэт церкви напротив, видный из его окна, утратил свою привычную монументальность, превратившись в печальный, застывший знак вопроса на фоне равнодушного неба. Пустота, оставленная ее исчезновением, расползалась, заполняя собой все вокруг.

Это была не просто тоска по человеку, которого он едва знал. Это было нечто большее. Чувство оборванного текста, незавершенного диалога, выпавшего звена в цепи смыслов. В нем росла не просто печаль, а почти физическая, навязчивая потребность – найти след, зацепку, объяснение. Понять. Продолжить чтение этого странного, пугающего, но невероятно притягательного нарратива, в который он оказался втянут.