Андрей остановился, чувствуя, как внутри что-то неприятно сжалось. Может, он просто пришел слишком рано? Или слишком поздно? Он посмотрел на свои часы – стрелки по-прежнему застыли на одиннадцати. Он простоял у входа несколько минут, вглядываясь вдаль, в сторону полей, откуда она могла бы появиться, или в сторону центра города. Тишина.

Он решил подождать. Прислонился к той же холодной стене, где видел ее в первый день их странной недели. Минуты тянулись мучительно долго. Холод пробирал сквозь пальто. Прошел час. Потом еще один. Библиотека открылась, внутрь проскользнула Марья Ивановна, кивнув ему с легким удивлением, но он не двинулся с места. Он ждал, цепляясь за иррациональную надежду, что она вот-вот появится из-за угла, с той же невозмутимой улыбкой на губах.

Но она не появилась.

После двух часов бесплодного ожидания Андрей понял – ритуал нарушен. Глава оборвалась. Чувство разочарования смешивалось с неизбежностью. Он словно всегда знал, что это не может длиться вечно, что ее присутствие было временным, как и ее исчезновения.

Не зная, что делать дальше, куда идти, он повернулся и побрел – не домой, а по их вчерашнему маршруту. Один. Он вышел на окраину города, туда, где начинались поля. Без нее пейзаж казался иным – более пустынным, холодным, лишенным того скрытого смысла, которым наполняло его ее присутствие.

Он шел по их едва заметной тропе, которую за ночь почти полностью замело. Снег скрипел под его подошвами – хруст-хруст, хруст-хруст. Сегодня этот звук казался особенно меланхоличным, пронзительным в оглушительной тишине. Каждый шаг отдавался в душе нотой одиночества и завершения. Он смотрел на бескрайнее белое пространство, на низкое серое небо, и отчетливо чувствовал: эта глава их странных, невысказанных отношений подходит к концу. Запятая, на которую намекали ее шрамы, возможно, превращалась в точку. Или в многоточие неопределенности.

Он дошел до поваленного дерева, где они пили кофе, до руин старой фермы, где она говорила о палимпсесте, до замерзшего ручья, где их руки случайно встретились. Все места были на месте, но они осиротели без нее. Он дошел до реки, до полыньи. Постоял там недолго, вглядываясь в черную воду, в которой сегодня отражалось лишь пустое серое небо. Ее вчерашние слова о разрыве как о выходе или входе эхом отдавались в его сознании, но теперь казались еще более туманными.

Повернув обратно, он брел по своим же следам к городу, чувствуя себя бесконечно усталым и потерянным. Словно текст, который он пытался читать всю эту неделю, внезапно оборвался на полуслове, оставив его одного перед чистой, белой страницей зимы.

Вернувшись домой, он вошел в свою холодную, тихую квартиру. Привычный запах пыли и книг показался сегодня особенно сильным. Он прошел в комнату, бросил рюкзак на пол и подошел к столу – своему островку порядка посреди хаоса последних дней.

И увидел его.

Прямо на столешнице, рядом с раскрытым томиком Деррида и листом бумаги с неразборчивой записью «АР-Х(?)С», лежал предмет, которого раньше здесь точно не было.

Это был камень. Маленький, размером не больше грецкого ореха. Идеально гладкий, словно отшлифованный водой или временем. Темный, почти черный, с едва заметными сероватыми прожилками, похожими на застывшие молнии или тонкие вены. Он лежал на светлом дереве стола как инородное тело, как знак из другого мира, материализовавшийся здесь непонятным образом.

Андрей протянул руку и осторожно взял камень. Он был неожиданно тяжелым для своего размера и холодным – ледяным, словно его только что достали из той самой полыньи на реке. Гладкая, отполированная поверхность приятно лежала в ладони. Откуда он взялся? Кто его здесь оставил? Лика? Был ли это ее прощальный подарок? Или предупреждение? Или просто еще один след, еще один знак препинания в их оборвавшейся истории, смысл которого ему предстояло разгадать?