Зацепка была хрупкой, почти эфемерной. Просто упоминание дома с «необычным балконом» в одном из переулков. Но это было больше, чем ничего. Это был след. Адрес, найденный не на карте, а на ощупь, в глубинах памяти, подсказанный интуицией или самой Ликой, оставившей эту крошку информации, как брошенную нить.

Решение пришло мгновенно. Нужно проверить. Немедленно. Он вскочил со стула, накинул пальто, сунул в карман камень и листок с загадочным словом – свои талисманы или ориентиры в этом поиске. Он снова вышел на улицу, но на этот раз его путь лежал не к библиотеке.

Он направился в ту часть города, где, как ему помнилось, они проходили в тот вечер. Старые, извилистые переулки, застроенные в основном двух- и трехэтажными домами дореволюционной или раннесоветской постройки. Он начал методично обходить их один за другим, всматриваясь в фасады зданий. Это было похоже на блуждание по лабиринту, где обычная городская логика не работала. Он не искал номер дома или название улицы. Он искал образ – «старый дом с необычным балконом».

Снег хрустел под ногами, морозный воздух обжигал лицо. Он шел по плохо освещенным, почти пустынным переулкам, заглядывал в темные дворы, поднимал голову, изучая балконы – простые деревянные, стандартные бетонные советской эпохи, редкие остатки былой роскоши. Поиски были медленными, почти медитативными. Он полагался не столько на зрение, сколько на внутреннее чувство, на интуицию, которая должна была подсказать ему нужное место, срезонировать с тем смутным воспоминанием. Карта города, висящая на его стене, здесь была бесполезна. Это был поиск в другом измерении, где интуиция важнее координат, а след памяти – надежнее любого указателя. Он искал адрес на ощупь, пробираясь сквозь слои времени и снега.

3. Дверь без Ответа

Время потеряло свои очертания в этом лабиринте старых переулков. Андрей брел по ним, уже не замечая холода и усталости, ведомый лишь упрямым желанием найти тот самый дом, ту самую нить, оставленную Ликой. Сумерки начали сгущаться, окрашивая серый снег в лиловые и синие тона, когда он свернул в очередной узкий, плохо освещенный переулок, зажатый между двумя более крупными улицами. И почти сразу почувствовал – это здесь. Какое-то внутреннее чутье, резонанс с тем далеким воспоминанием подсказали ему, что он близок к цели.

И вот он увидел его. Дом стоял чуть в глубине, отделенный от тротуара небольшим палисадником с голыми, заснеженными кустами. Старый доходный дом из темного, почти черного от времени кирпича, трехэтажный, с высокой крышей и узкими, вытянутыми окнами. Он выглядел обшарпанным, немного запущенным – штукатурка местами осыпалась, обнажая кладку, водосточные трубы проржавели, но в его облике все еще угадывались следы былой элегантности, какой-то строгой, неброской красоты. И балкон. На втором этаже, прямо над аркой входа во двор, был он – тот самый, необычный балкон. Небольшой, полукруглый, с ажурной решеткой из чугунного литья, образующей сложный, витиеватый узор – застывшее черное кружево прошлого на фоне темного кирпича. Он был именно таким, каким смутно помнился Андрею – не кричащим, но запоминающимся, деталью из другой эпохи, чудом сохранившейся в этом застывшем городе.

Сердце Андрея забилось быстрее. Он нашел его. Дом, где, по словам Лики, время текло иначе.

Он толкнул тяжелую, обледенелую калитку палисадника и прошел к подъезду. Дверь была массивной, дубовой, с потрескавшимся лаком и старинной латунной ручкой. Она поддалась с неохотным скрипом, впуская его внутрь. Подъезд встретил его гулким полумраком, холодом и специфическим запахом – тяжелой смесью сырости, идущей из подвала, прелой штукатурки, старого дерева лестницы и чего-то еще, неуловимого, кисловатого – запаха времени, скопившегося в замкнутом пространстве. Единственная тусклая лампочка под потолком едва освещала истертые каменные ступени и обшарпанные стены с остатками былой лепнины.