– Это он. Наш Маэстро, чтоб его, – произнес Соколов так тихо, что его услышал только старший следователь. – Опять этот его цирк. Послание.

Соколов ненавидел это прозвище, придуманное щелкоперами из «Вечернего Мегаполиса». Оно придавало ублюдку романтический ореол. Но он вынужден был признать: ублюдок был умён. И театрален. Математик, программист, виолончелистка, теперь – архитектор. Он не просто похищал людей. Он уничтожал их труд, их дело жизни. И каждый раз оставлял свою «подпись» – не отпечаток пальца, а эстетский жест, который криминалисты бессильно описывали в протоколах. В кармане завибрировал телефон. Имя на экране – «Генерал». Соколов вздохнул и принял вызов.

– Майор Соколов.

– Максим, я надеюсь, у тебя есть для меня что-то, кроме очередной неразрешимой загадки? Мэр звонил мне трижды за утро. Пресса с цепи сорвалась. Тебе нужен результат.

– Мы работаем, товарищ генерал. Объект – Ремпель, архитектор. Сцена та же: похищение, уничтожение работы, символический жест.

– Найди его, Максим. Найди этого художника. Мне плевать, как. Подключи всех, кого считаешь нужным. ФСБ, экстрасенсов, дьявола в ступе. Но найди. Иначе этим делом займется кто-то другой.

Генерал отключился. Соколов убрал телефон и снова посмотрел на лабиринт. Это было не просто послание. Это был вызов. Личный вызов ему, майору Соколову. И он принял его. В его мире не было безличных сил и коллективного бессознательного. Были люди. Из плоти и крови. Были преступники и были те, кто их ловит. И он поймает этого. Даже если для этого придется самому пройти через его проклятый лабиринт.

Глава 4

Соколов ненавидел этот район. Лабиринт старых кирпичных многоэтажек, чьи дворы-колодцы, казалось, переваривали солнечный свет, не давая ему достичь асфальта. Дверь нужной ему квартиры выглядела как вход в бункер времен холодной войны – обитая потертым дерматином и усиленная тремя разномастными замками. Он нажал на кнопку звонка. Вместо трели раздалось хриплое жужжание, будто умирала огромная муха. Прошла почти минута, прежде чем за дверью послышались шаги и лязг металла. Дверь приоткрылась ровно на ширину цепочки. В щели показался один настороженный глаз.

– Что вам нужно?

– Лев Ковалев?

Голос из-за двери был сухим, как осенний лист.

– Я не покупаю страховки и не верю в бога. Уходите.

Соколов достал из кармана удостоверение и поднес его к щели.

– Майор Соколов. Уголовный розыск. Мне нужно с вами поговорить. Это не займет много времени.

Цепочка с недовольным звоном соскользнула, и дверь открылась. Соколов шагнул внутрь, и его словно поглотила другая реальность. Воздух был спертым, пах пыльными книгами и чем-то еще – едва уловимым ароматом остывшего джаза. Единственным источником света была настольная лампа, выхватывавшая из полумрака заваленный бумагами стол и глубокое кресло. Все стены, от пола до потолка, были заставлены книгами, создавая ощущение, что он находится не в квартире, а в кровеносной системе гигантской библиотеки. Хозяин квартиры, Ковалев, был худым человеком неопределенного возраста, в растянутом свитере и с глазами, которые казались слишком большими для его лица. Он не предложил сесть.

– Майор, я давно не практикую. И вряд ли могу быть вам полезен.

– Я читал вашу работу. О «нарративном заражении», – Соколов решил взять быка за рога. – Как идеи, похожие на вирус, захватывают сознание группы. Секта «Дети Рассвета».

Ковалев слабо усмехнулся.

– Эту статью уничтожили все, кому не лень. Меня уволили из университета за «ненаучный подход». Что вы хотите?

– Мне нужен портрет. Психологический портрет преступника.