Но едва наступает небольшая пауза, я слышу монотонное жалобное причитание со стороны ворот. Приложив палец к губам, я знаком прошу тишины и пытаюсь прислушаться к словам.

– Люди добрые, подайте старой женщине! Хотя бы кусочек хлеба!

– Люди добрые! Подайте старой женщине! Если есть кто дома! Хотя бы кусочек хлеба!

– Люди добрые! Хотя бы кусочек хлеба для пропитания! Несколько дней без крошки во рту!

– Люди добрые!…

Голос не замолкает ни на минуту. Вновь и вновь с небольшими вариациями доносятся просьбы о пропитании. Я встаю и иду к воротам. Дети бегут за мной. Чем ближе я подхожу, тем он становится громче. Судя по всему, она никуда не собиралась уходить, даже если бы дома действительно никого не было.

– Несколько дней без крошки во рту! Люди добрые!…

Я открываю ворота. Передо мной стоит ссутулившаяся женщина со сбитыми седыми волосами, выглядывающими из-под платка.

Очень шустро для той, у кого во рту не было несколько дней ни крошки во рту, она шмыгнула в открытые ворота.

– Добрая госпожа! Много не прошу, дайте хоть что-нибудь поесть! Иду в столицу, там много добрых людей! Дойти бы, не померев с голоду!

Я, рассматривая женщину, думаю о том, что неважно, когда она последний раз ела – головка сыра и каравай хлеба даже меня в дороге порадовали бы.

–Следуйте за мной, – я направляюсь к дому.

Дети бегут уже впереди, женщина плетется сзади и продолжает уже почти себе под нос приговаривать:

–Добрая госпожа! Покушать бы мне! Хотя бы кусочек хлеба! И кувшинчик сливок бы!

Возле входных дверей я останавливаюсь.

– Вам придется подождать снаружи. Отец не любит посторонних в доме, – я закрываю за собой дверь

– Идите к матушке, я сейчас, – отправляю детей от себя. Оказавшись в гостиной, открываю дверь в кладовку.Кладу в корзинку хлеб, сыр и кувшин легкого вина. Оставив дверь кладовой открытой, тороплюсь к выходу.

– Давайте я помогу вам донести корзинку до выхода. Заодно и ворота закрою… – обращаюсь к старой женщине.

Но едва я делаю шаг за порог, передо мной возникает мужская фигура в плаще и буквально заталкивает меня обратно в дом. От неожиданности я роняю корзину.

– Добрая госпожа, я не… – обрывок фразы залетает вслед за мной внутрь дома. Следом за ним в дом врываются друг за другом много непонятных мужчин с закрытыми лицами.. Они, как тараканы, рассыпаются по всему дому. Чья-то грубая рука закрывает мне рот и тащит дальше в гостиную. В гостиной, тот, кто держит меня и еще один мужчина, останавливаются возле входа и чего-то ждут.

– Думаешь, она? – спрашивает один.

Вместо ответа второй хватает меня за руку, на которой надето кольцо с гербом:

– Кольцо видишь?! Но если найдем еще похожих девок, походящих по возрасту – забираем всех! Чтоб наверняка…

Тем временем мужчины начинают возвращаться в гостиную. Но не одни. Они тащат испуганных матушку, братьев, сестер…

– Туда их! – один из мужчин показывает на открытую дверь кладовки. Как только они оказываются внутри, дверь за ними запирается.

– Еще есть кто в доме? – кто-то спрашивает.

– Из живых больше никого, – кто-то отвечает. В глаза бросается его окровавленный клинок.

Толпа мужчин покидает дом. Последней тащат упирающуюся меня. Как только мы оказываемся на свежем воздухе, в открытую входную дверь летит пылающий факел.

– Пока будут тушить пожар и пытаться спасти оставшихся в живых – у нас будет время дальше уйти, – раздается голос того, кто держит меня. Я же думаю о том, что в кладовой есть подвал и мои родные могут уцелеть.

Возле самого крыльца стоит незнакомая крытая повозка. Мне набрасывают на голову мешок, несколько рук хватает меня и куда-то тащат. Я пытаюсь сопротивляться, несмотря на полную безнадежность.