Тип, который все еще стоит возле меня, опускает на свой неподвижный левый глаз черную повязку:

– Вот праведник-то нашелся с непрошенными советами!

И устремляет свой единственный глаз на меня.

– Ну что, иди – садись рядом, – сам возвращается на место возле костра.

Я продолжаю стоять рядом. Чьи-то грубые руки толкают меня в спину и, надавив на плечи, заставляют сесть рядом с одноглазым.

– Завтра мы за эту цыпочку получим столько денег, сколько нам и не снилось! – в его высоко поднятых руках оказывается огромный бурдюк с жидкостью.

Он подносит его к своим губам и жадно пьет. Его кадык, освещаемый отблеском от костра, подпрыгивает при каждом глотке. Наконец, отрывается от бурдюка и передает его следующему. Вокруг разливается неприятный резкий запах алкоголя. Время теряет свое значение. Незаметно наступают сумерки. Про меня словно бы забыли. Я тихо сижу, опустив глаза, и чего-то жду. Или кого-то?

Гор – это Горислав? Не думала, что буду просить небо, чтобы он оказался здесь. Надеяться мне больше не на кого. Только вот такая слабая надежда на чудо. Руки, связанные веревкой ноют. Отвратительный запах из бурдюка бьет в нос. Остальным же, в отличие от меня очень даже хорошо, судя по их веселому и немного захмелевшему виду.

– А ну-ка иди сюда! – про меня все-таки вспомнили… Одноглазый, протянув руку, неожиданно резко дернул меня на себя и усадил себе на колени. От чего я вздрогнула.

– Нет, а все-таки, что в тебе такого особенного? Что готовы отвалить столько деньжищ, чтобы мы притащили тебя к алтарю? Задница ничего вроде бы, – – рассуждает вслух неприятный тип. И чувствую его руки на своих бедрах. Я пытаюсь вскочить.

– Сидеть! – он, резко дернув на себя, заставил упасть обратно на его колени. – Сиськи… Видали и получше…

Его дыхание пополам с алкоголем обдает шею и кожу. Единственный глаз как-то нехорошо поблескивает. Я все сжалась.

– Да не бойся ты – девочкой и останешься! Я не готов терять такой заработок, какой раз в жизни бывает!ьТак, слегка пощупаю… Любопытно же… – его язык немного заплетается, его же руки… Его руки начинают меня лапать самым грязным образом.

Меня начинает трясти. В горле образуется ком. Все попытки вырваться не приносят результата. Слабый всхлип срывается и тонет в общем шуме.

Внезапно наступает полная тишина. Лишь хрустнула сухая ветка под чьей-то ногой. Еще раз всхлипнув, поднимаю свои глаза.

Из темноты ночи, выхватываемая языками костра, выступает фигура Горислава. Он стоит неподвижно, расставив ноги в стороны и положив руку на рукоять меча. Меня обдает волна ледяного воздуха, пришедшая вместе с ним из леса. Одноглазый тип встает, не отпуская меня от себя.

– Да он же один! Чего затихли?!– кричит он.

Вся разношерстная компания, сидевшая у костра, вскочила, похватав свое оружие – тесаки, мечи, топоры…

Как только первый из них оказался вблизи, Горислав пришел в движение. Шагнув вперед, выхватил меч из ножен. Лезвие, сверкнув, полоснуло наискосок одного и вошло в следущего за ним.

Следующий шаг – пока третий пытается оттолнуть от себя тело, заваливающееся на него, четвертый замахивается на Горислава тесаком и… плавно оседает, наткнувшись на длинное лезвие его меча.

Еще один шаг, еще одна одна вспышка стального клинка – и еще одно тело рухнуло вниз.

Дальше я с ужасом наблюдаю за безумным танцем холодного металла, в котором отражаются вспышки пламени. Лезвие меча выписывает круги, восьмерки, прямые и короткие штрихи, каждый раз проходя через чью-то плоть. Каждый шаг несет чью-то смерть.

В какой-то момент понимаю, что вокруг разлилась мертвая тишина, нарушаемая лишь далеким уханьем филина. На пути Горислава больше никто не стоит. Он продолжает приближаться ко мне.