– Ребята, идемте по коридору, не задерживаемся! – крикнула над всем этим хаосом учительница, Анна Николаевна. Ее голос, обычно такой мягкий, сейчас резал уши. – Помните правила: не суем пальцы в клетки, не кричим, не дразним животных!

Класс двинулся вперед. Лиза отошла от стены и поплелась последней, прижимая к груди скрещенные руки, будто пытаясь защититься. Каждый вольер был источником нового взрыва звука. Собаки бросались к решеткам, лая, прыгая, скребя когтями по металлу. Лиза вздрагивала от каждого резкого движения, от каждого особенно пронзительного визга. Она опустила голову, стараясь смотреть только на свои кроссовки, на серый бетонный пол. Только бы быстрее закончилось. Только бы выйти отсюда.

– Ой, смотрите, какой пушистый! – завизжала Катя у одной из клеток.

– А этот как лев! – крикнул кто-то.

– Фу, как тут воняет! – брезгливо сказал Макс.

Их голоса сливались с собачьим хором, добавляя новые, острые ноты в этот оглушительный ад. Лиза чувствовала, как ее охватывает паника. Комок в горле рос, дышать становилось все труднее. Она хотела только одного – исчезнуть. Стать по-настоящему невидимкой.

Именно в этот момент они подошли к концу коридора, к большому вольеру у окна. И там…

– Бам!

Что-то тяжелое и мощное ударило в решетку прямо перед ними. Звук был таким резким и громким, что Лиза вскрикнула и отпрыгнула назад, налетев на Сашу.

– Осторожно! – огрызнулся Саша.

Но Лиза уже не слышала его. Ее взгляд приковало к тому, что происходило за прутьями.

Большая собака. Очень большая. С густой серо-белой шерстью, стоячими ушами и яркими, почти безумными от возбуждения карими глазами. Он яростно бился о решетку всем телом, сотрясая ее, а его лай… его лай был нечеловеческим. Глубоким, грудным, яростным и невероятно громким. Каждый «Гав!» отдавался болью в висках Лизы, бил по барабанным перепонкам, сотрясал все внутри. Это был звук чистой, неконтролируемой силы и отчаяния. Звук ее главного кошмара.

– Ух ты! Это же Гром! – восхищенно крикнул кто-то из мальчишек. – Смотрите, как он рвется!

– Ого! Настоящий зверь! – добавил другой.

– Какой страшный! – прошептала Аня, прячась за спину подруги.

Лиза не могла пошевелиться. Она стояла, вжавшись в стену напротив вольера, и смотрела, как огромная собака мечется за решеткой, рычит, бросается вперед, снова и снова ударяясь о прутья. Каждый лай, каждый удар отзывался в ней физической болью. Мир сузился до этого ревущего существа, до оглушительного звука, заполнившего все. По щекам текли слезы – тихие, быстрые, от бессилия и всепоглощающего ужаса. Она чувствовала, как дрожат колени. Сейчас она упадет. Сейчас закричит. Сейчас…

И вдруг случилось нечто невероятное.

Гром, снова бросившийся к решетке, чтобы залаять в лицо новым посетителям, вдруг… замолчал. Резко, на полуслове. Его мощное тело замерло. Он перестал биться. Его взгляд, только что безумный и яростный, упал на Лизу. На девочку, прижавшуюся к стене напротив, с бледным, мокрым от слез лицом и огромными, полными ужаса глазами.

Что-то промелькнуло в этих карих собачьих глазах. Что-то неуловимое. Распознавание? Вопрос? Гром наклонил голову набок, уши навострились вперед. Он тихо, почти неслышно фыркнул.

И тогда он сделал шаг. Не рывком, не прыжком. Осторожно, медленно. Подошел вплотную к решетке, разделявшей их. Он не лаял. Не рычал. Он просто смотрел. Смотрел прямо в глаза Лизе.

Лиза, все еще дрожа, не могла оторвать взгляда. Сквозь пелену слез и страх она увидела не зверя. Она увидела… такую же растерянность… Такую же боль… Что-то глубокое и печальное в этом взгляде.

Гром медленно, очень медленно протянул морду сквозь прутья. Он не пытался прыгнуть или схватить. Он осторожно, почти нежно, ткнулся холодным мокрым носом в ладонь Лизы, которая инстинктивно прижалась к стене.