Таков был ответ Пифии, озвученный жрецом-профетом. И это пророчество не только не отвратило Лая от желания обзавестись супругой, но, наоборот, придало ему решимости в этом важном вопросе. Он вспомнил о том, что во время первого посещения оракула, тот ему запретил безусловно жениться, а во время второго посещения бог запрещает только иметь наследника, при этом женитьба, значит, разрешается. Противоречивость двух первых оракулов подорвало вначале нерушимую веру Лая в предсказания Дельфийского бога.

И все же Лай решил не искушать судьбу и после женитьбы, с первой же брачной ночи стал принимать все меры к тому, чтобы жена не забеременела. Молодоженам очень пригодились оральные Ласки Гебы, которым богиня Юности научила сначала мужа Геракла потому, что после свадьбы она должна была 40 дней и ночей сохранять девственность согласно данному ею обету. Геракл, узнав про обет вечно юной телом жены, вопил безумно, словно в него вселилась богиня бешенства Лисса. Он требовал ласк любовных и кричал, что больший грех давать обеты, чем нарушать их. Однако после первой же ночи, проведенной с Гебой, был очень доволен и рассказал об особенных любовных ласках жены отцу. Вскоре о Ласках Гебы знал весь блаженный Олимп. А потом и смертные. Люди стали больше почитать богиню Юности, и раб, вошедший в храм Гебы, получал свободу.

Лай не сказал Иокасте об оракуле и она, не отвергая Ласки Гебы, страстно в тайне от мужа желала иметь детей. Вскоре, как говорят некоторые, она напоила его допьяна на одном из пиров и ночью, приняв его скипетр страсти в свое пустующее лоно, забеременела.

Когда Лай узнал, что жена ждет ребенка, он тут же, бросив все дела, спешно отправился в Дельфы. На его вопрос о будущем в случае, если у него родится ребенок, сама Иокаста в «Финикянках» Еврипида, говорит, что так вещал оракул:

– Царь фиванский, наперекор богам, ты не желай жене детей, – родивши с нею сына, убийцу, Лай, родишь ты своего, и дети все твои за ним погибнут.

Так бог устами своего оракула трижды запретил Лаю иметь детей.

«Увы! Зажжен вином, в веселый час ночной забылся муж на брачном ложе… Родился сын», – так поет Еврипид в «Финикянках» устами самой Иокасты.

Лай побоялся убить не в чем еще не повинного новорожденного сына своими руками, ибо демонические Эринии, порой не подвластные даже олимпийским богам, никому не прощали кровных преступлений, что проявлялось чаще всего в ужасных душевных муках преступника. Древние богини кровной мести доводили нечестивцев, проливших кровь родичей, до сумасшествия и последующей мучительной смерти своими ядовитыми бичами.

Поэтому, когда родилось дитя, Лай сразу отнял его у матери и отдал пастуху, приказав его бросить в горах, где он должен был съеден дикими зверями, разбиться при падении или погибнуть от голода и холода. Такое избавление (без непосредственного убийства) от нежелательных детей было распространено в Греции, ибо и от детей избавлялись и мести Эриний избегали. Детей вообще в Элладе любили меньше родителей или братьев и сестер, ведь их можно было еще завести и сделать это с большим удовольствием. Дети в основном нужны были для продолжения рода и во вторую очередь – для нужд государства и служению богам.

На всякий случай Лай предварительно собственноручно проколол младенцу лодыжки гвоздем от пряжки, чтобы, если его спасет от гибели всемогущий Случай, то его можно было бы узнать по искалеченным ногам.

Как рассказал сам пастух Лая, по имени Форбант, согласно приказу, он оставил ребенка в труднопроходимых для человека зарослях на лесистых склонах Киферона.