Он поднял её руку к губам и, не сводя с неё глаз, нежно поцеловал. В этот момент весь мир будто исчез, оставив только двоих – Эдварда и Эмилию, их дрожащие сердца, дыхание, слёзы и ту самую любовь, которую они больше не могли скрывать.

– Я не знал, как жить без тебя, – сказал он. – И теперь, когда я снова рядом… я не отпущу.

Он наклонился, прижал её к себе – на этот раз медленно, нежно, обнимая её, как любимую, единственную.

И она, на этот раз, не отстранилась.

Она закрыла глаза, слушая биение его сердца.

И поняла: она дома.

Эмилия улыбнулась, чувствуя, как её страхи начинают исчезать. Вместо них в сердце поселялась лёгкость. Она всё ещё не могла поверить, что этот момент настал, но теперь, когда она сказала всё, что чувствовала, она понимала, что возможно она когда-то пожалеет о своём решении. Но не сегодня и не сейчас…

Поздний вечер сгустился за окнами гостиничного номера, скрыв улицы Стамбула в мерцающем полумраке. В комнате горела одна лампа, её мягкий свет падал на раскрытую книгу в руках Адама. Он уже устроился в постели, подперев подушкой спину, когда тихий скрип двери заставил его оторвать взгляд от страниц.

– Наконец-то, – протянул он, глядя поверх очков. – Я уж начал думать, что ты сбежал вместе с ней. Или, может, решил поселиться в консерватории?

Эдвард закрыл за собой дверь, но не сразу ответил. Он снял пиджак, повесил его на спинку стула и, не поднимая взгляда, всё так же молча уселся на край своей кровати. Но уголки его губ предательски дрожали от улыбки.

Адам сузил глаза, отбросил книгу на тумбочку и ухмыльнулся.

– Так-так… Я вижу это лицо. Это выражение “я только что вышел из рая и ещё не пришёл в себя”, да?

Эдвард тихо рассмеялся, чуть покачал головой, будто всё ещё не мог поверить в случившееся.

– Ты знаешь, – сказал он негромко, не глядя на друга, – я думал, что уже всё чувствовал. Радость, боль, страх. Но сегодняшний день… он не похож ни на один из тех, что были в моей жизни. Я его не забуду. Никогда.

Адам сел ровнее, серьёзность на миг сменила его привычную ироничную манеру.

– Она… призналась тебе? – спросил он, будто осторожно ступая на святую землю.

Эдвард кивнул. Медленно. Почти торжественно.

– Да. Она любит меня.

Несколько секунд оба молчали. Потом Адам встал, подошёл, и с тёплой, братской прямотой хлопнул Эдварда по плечу.

– Я рад за тебя. Честно. Я сразу понял – если кто и сможет разбудить тебя по-настоящему, так только она.

Эдвард посмотрел на него с благодарностью, потом откинулся назад, вытянув ноги.

– Завтра я встречаюсь с ней снова. У озера. Я… хочу, чтобы ты пошёл со мной.

Адам поднял брови, но в его глазах промелькнуло уважение.

– Представить её мне?

– Да, – тихо сказал Эдвард. – Я хочу, чтобы она знала, кто рядом со мной был всё это время. Кто помог мне не потеряться, когда весь мир казался чужим.

Адам улыбнулся, чуть смущённо, но искренне.

– Тогда завтра я надену свой самый важный галстук. Для самой важной встречи.

Они оба рассмеялись – устало, облегчённо, по-мужски тепло. Потом снова наступила тишина. Но она была светлой – такой, которая живёт только после признаний и настоящей дружбы.

Утреннее солнце уже начало припекать, воздух был наполнен сухим теплом и запахом травы, чуть солоноватым бризом от воды. Адам стоял, облокотившись на ствол тонкой берёзы, лениво оглядывая гладь озера. Эдвард – немного впереди, ближе к кромке воды, – задумчиво вглядывался в даль, где линия берега терялась в дымке.

– Эдвард, – вдруг произнёс Адам, щурясь от солнца, – слушай, а как мне с ней вообще говорить? Я же не знаю турецкий. Или ты будешь переводить за меня?