ЭдЭм «До последнего вздоха» Тесвира Садыгова

Где встреча – как искра,

а память – как свет.

Где был только взгляд…

и где больше их нет.

– Тесвира Садыгова

Глава 1: Стамбул. Начало

Стамбул. Январь. 1927 год.

Зимой, когда снег укрывал улицы мягким белым покрывалом, а звёзды на ночном небе мерцали особенно ярко, Эмилия часто находила себя у окна. Она стояла там подолгу, вглядываясь в молчаливую пустоту за стеклом, размышляя о жизни, которая ещё ждала её впереди.

Особенно в такие вечера Эмилия любила перебирать старые фотографии, расставленные на полках уютной гостиной. Белоснежный двухэтажный дом с высоким забором стоял в одном из тихих кварталов Галаты окружённый пышным садом, где в летние вечера доносился нежный аромат жасмина и шелест листьев. Дом был поглощён тишиной и покоем, словно сам был отражением её жизни – жизни, наполненной заботой и любовью единственного родного человека.

Её отец был для неё всем: и родителем, и другом, и единственным наставником. С самых первых дней они жили вдвоём, окружённые преданной тишиной дома и заботой немногих, но верных слуг. Их дом хранил память о той, кто покинула этот мир, едва успев подарить ему жизнь. Мать Эмилии, Сафие, ушла в день её рождения – как тихий шёпот, растворившийся в утренней заре. Каждое окно, каждая комната будто впитали её прощальный вздох, оставив после себя лишь тёплые обрывки чувств, которые Эмилия, не зная, как и почему, носила в сердце всю жизнь.

Но помимо их маленького мира существовал ещё один – мир тёти Фатимы. Женщины, что когда-то, поддавшись велению сердца, покинула родную землю, последовав за своим возлюбленным Османом, выйдя за него замуж.

Фатима вышла за него, едва ей исполнилось девятнадцать. Он был старше, сдержанный, говоривший на ломаном английском и носивший всегда идеально выглаженные костюмы.

Когда его назначили на должность при турецком консульстве в Лондоне, она не колебалась – собрала вещи и уехала с ним в Англию, оставив родной Стамбул позади.

Сначала он служил переводчиком, затем стал вице консулом. За двадцать с лишним лет, проведённых в Англии, их дом в Кройдоне стал словно отдельным островом между двух культур – турецкой и британской, строгой и свободной.

Фатима привыкла к английскому климату, к чаю в пять и к молчаливому взгляду мужа, возвращающегося вечером с очередной встречи в министерстве.

Отец часто рассказывал Эмилии о сестре – о её юной красоте, о храбрости, с которой та сделала свой выбор.

Годы шли. Фатима осталась в Англии, а родной дом стал для неё только воспоминанием. Иногда она навещала брата и племянницу, но никогда не оставалась надолго. После смерти Османа, вернуться назад она уже не решилась. Дом, где провела полжизни с любимым мужем, стал её тихой гаванью.

Фатима была женщиной редкой доброты и мудрости. Господь не послал ей детей, но она щедро дарила свою заботу всем, кто в ней нуждался. И сколько бы ни уговаривал её брат вернуться, Фатима каждый раз с лёгкой грустью отказывала.

Несмотря на то что в доме остались только Эмилия и её отец, его атмосфера не изменилась. Всё так же пахло свежими тортами, старыми книгами и домашним теплом. Марьям и Мустафа всегда были рядом, заботясь о порядке, а молоденькая Аслы своим весёлым характером наполняла дом лёгким смехом.

Галип бей, генерал, служивший ещё при Османской армии, всё ещё продолжал работу – теперь больше в кабинетах, чем на полях, но с тем же непреклонным взглядом и уважением в голосах младших. Его имя с почтением произносили среди офицеров, а шрамы той войны он носил не только на теле, но и в душе. Молчание отца говорило больше слов: в нём было обещание – быть рядом, защитить, понять. Для Эмилии он стал всем её миром – твёрдым, как скала, и в то же время бесконечно тёплым. Миром, в котором было спокойно. Миром, где любили по-настоящему.

И в этом доме, среди тишины и светлых воспоминаний, росла Эмилия – как нежный цветок, бережно согретый отцовской любовью.

Эмилия.

Имя, не совсем обычное для турчанки, словно лёгкое дыхание далёкой страны. Его выбрала ей тётя Фатима – по просьбе Галипа, который, уважая свою старшую сестру и зная её бездетную судьбу, пожелал отдать ей эту честь.

Фатима долго думала, какое имя подарить новорождённой племяннице, и в конце концов остановила свой выбор на имени, которое хранило в себе частицу её собственной жизни. Эмилия… Так звали её молодую подругу, англичанку, ставшую ей родной душой в те одинокие годы в чужой стране. Они делили радости и печали, мечты и страхи. Но судьба забрала Эмилию слишком рано, оставив Фатиму хранить её в сердце. И теперь, давая её имя маленькой девочке, она словно возвращала к жизни дорогую ей память.

Эмилия знала историю своего имени и гордилась им. Оно, как тонкая нить, связывало её с двумя мирами – турецким, где её корни, и английским, скрытым в тёплых рассказах тёти. Иногда, сидя у окна, она мечтала увидеть далёкие земли, о которых слышала с самого детства. Но эти мечты казались такими далёкими.

Она была особенной.

В свои восемнадцать лет она обладала той внутренней красотой, которая не требует громких слов. Её тёплые глаза и сдержанная, едва заметная улыбка создавали вокруг неё ауру спокойствия и уюта. Она казалась частью этого мира – частью музыки, света и тихих вечерних ветров.

С самого раннего детства Эмилия росла в доме, где ценили знание и утончённость. Уже в пять лет отец нанял для неё лучших преподавателей английского и французского, чтобы она не только говорила, но и мыслила широко, свободно, как люди большого мира. Учителя обучали её на дому, а Галип, затаив улыбку, смотрел, как дочь ловит слова с той же лёгкостью, с какой дышит. Словно язык был ей родной с самого рождения.

До первых школьных уроков, в Эмилии проявилось нечто большее – необъяснимое притяжение к музыке. Она задерживалась при каждом виде пианино, стоявшего в ресторане возле окна, когда посещала это место вместе с отцом, и тогда прикасалась к клавишам с удивительной осторожностью, будто чувствовала в них живую душу.

Галип заметил это . Он позвал соседа – тихого, добродушного учителя музыки, чтобы тот попробовал позаниматься с Эмилией. И с первого занятия стало ясно: девочка слышит музыку иначе. Она будто понимала язык звуков. Вскоре Галип купил для неё настоящее пианино и отвёл одну из комнат в доме под занятия музыкой.

В девять лет, по настоянию того самого учителя, Эмилия поступила в музыкальную школу. Он сказал Галипу:

«Ваша дочь не просто талантлива. Она рождена для этого. Не дайте ей потерять музыку».

Отец, не колеблясь, согласился. Эмилия начала посещать музыкальную школу дважды в неделю, при этом продолжая учёбу в обычной школе. Несмотря на юный возраст, она удивительно всё успевала – занятия, языки, музыку. В двенадцать лет, осознав, что французский её больше не трогает, она отказалась от него, но продолжила совершенствовать английский – и с любовью, и с лёгкостью.

А с первых дней музыкальной школы, рядом с ней оказалась девочка по имени Зейнеп – соседка, скромная и добрая, которую привел к музыке тот же учитель. Зейнеп играла на скрипке, и их дружба зазвучала, как дуэт: разная по характеру музыка, но единая душа. Они ходили в школу вместе, делились мыслями, играли дуэты, и спустя годы Зейнеп стала почти родной.

В шестнадцать она окончила школу с хорошим аттестатом , а в семнадцать лет Эмилия закончила музыкальную школу и поступила в консерваторию – осознанно и с твёрдым желанием. Она мечтала получить настоящий диплом, который позволил бы ей и преподавать, и играть на сценах, где звучит не просто музыка, а мечты.

Быть единственной дочерью Галипа наложило на неё особенный отпечаток. Она выросла в любви и заботе, в уверенности, что всегда любима и всегда желанна. Иногда это рождало в ней чрезмерную уверенность, но никогда – гордыню. Она умела слушать, уважать и быть твёрдой, когда это было необходимо.

Тем не менее, за внешним спокойствием скрывалась трепетная душа. Эмилия мечтала о настоящей любви – не показной, не продиктованной долгом, а чистой и искренней, той, что заглядывает в самую суть сердца. Её мир был прост: книги, музыка, вечера, проведённые с отцом у камина. И в этом маленьком, тихом мире она была по-настоящему счастлива. Пока однажды всё не изменилось.

Глава 2: Встреча

Утреннее солнце мягко скользило по снегу, оставляя золотистые полосы на белоснежной улице. Прохлада зимнего утра пронизывала воздух, и звук шагов по свежему снегу отдавался глухо и приглушённо. Эмилия шла рядом с подругой Зейнеп, их дыхание поднималось лёгкими облачками пара и быстро растворялось в холодном воздухе.

Зейнеп была самой близкой подругой Эмилии, почти её ровесницей. Светло-русые волосы обрамляли её светлое лицо, а яркие голубые глаза казались особенно выразительными на фоне зимнего утра. Несмотря на мягкую внешность, Зейнеп обладала внутренней силой – решительная, смелая, всегда готовая встать на защиту своих убеждений. Её уверенность вдохновляла Эмилию, и рядом с ней та чувствовала себя сильнее.

Консерватория музыки была уже близко. Её тёплые двери манили обещанием уюта, но в этом утре витало нечто странное, неуловимое – что-то, что вот-вот должно было изменить ход событий. Эмилия и Зейнеп, смеясь и оживлённо разговаривая, пересекали двор перед зданием. В какой-то момент, не заметив этого, Эмилия выронила одну из своих перчаток.