– А то и значит. Наизнанку. То есть: кожа внутри, а внутренности – снаружи. Кишки там всякие, сердце…

Веда уставилась на говорящего неподвижным взглядом широко раскрытых глаз, а Николь деловито спросила:

– А… кто это видел-то?

– Да есть люди! – хмыкнул низкий. – Которые нашли – те и видели. Я сам не видел, если ты про это спрашиваешь. Только оттого и приехал окружной дознаватель, что дело-то такое… Как бы сказать… Необычное.

– А нам ничего не сказал! – покачал головою Эрвин. – Давно его нашли-то?

– Понятно – не сказал. Зачем среди людей тревогу сеять? Кто знает – тот знает. То есть – вся Жура и всё Ясноречье. А остальным – не надо. А нашли его… Через два дня после того, как он пропал.

– Вот как! – только и выдавил из себя Эрвин.

– Ну, да. Вот вы и думайте: стоит ли по незнакомым местам бродить?

– Вы же бродите!

– Мы по знакомым бродим.

– А. А где его нашли-то?

– Да где-то там! – высокий махнул рукой в сторону заката. – Неподалёку от проселочной дороги, что с тракта сворачивает и идёт в сторону Межи. Это поселение там такое. До Межи довольно далеко, а это место, где нашли… не очень далеко. Во-он где-то за теми буграми. Мужики на базар в Ясноречье ехали, остановились перекусить, один отошел от дороги по необходимости – и нашел. Так-то.

– А что говорят-то? – снова влезла Николь.

– А ничего не говорят. Чего тут скажешь? Чудо.

– Какое-то страшное чудо…

– Чудо – суть событие, непознаваемое нашим умом! – философски заметил охотник. – А все непознаваемое – оно уже несет в себе что-то зловещее. Как можно чему-то радоваться, когда не понимаешь, что это и почему? Вот, не так давно у нас в Ясноречье случай был. Агап с лесопилки пошел в баню. Пошел он один. Он вообще человек одинокий, все никак бабу себе не найдет подходящую. Вот, пошел он, а сам идёт и думает, что хорошо бы, конечно, не одному париться. Пришел, стал мыться. В разгар этого дела дверь открывается, и в баню заходит, натурально, молодая баба. Знаешь, в одной такой рубахе до пола. И спрашивает, мол, ты – Агап? Он глазья-то на ее выпучил, бормочет, что да, он Агап. А она: тогда давай, помогу тебе купаться. Спину потру, да пойду своей дорогой. А если не в лом тебе – то и ты мне помоги вымыться. И чин по чину, представилась – Марысей её зовут. Прикинул тут Агап ситуацию, улучил миг – и бежать. Как был, голый. А что выяснилось? Марыся – это двоюродная сестра селянки одной, у нее муж года три назад как помер, вот она одна. И эта селянка, зная про Агапа, решила их свести таким образом.

Веда громко хмыкнула, а Николь поинтересовалась:

– Ну и что, свела?

– Марыся эта сказала, что трус ей тоже без надобности, – махнул рукой низкий. – Кстати, не познакомились мы. Меня Ефаном зовут, а это – Рихар. Ну, так мы пойдём. Завтра снова косулю охотить будем.

Они двинулись дальше, и только сейчас Эрвин разглядел за плечами у Ефана небольшой – в аршин длиною – охотничий лук. Эка невидаль – есть еще, кто с луком охотятся!

– Ну и что это за жуть?! – вопросила Веда, поворачивая к Эрвину бледное лицо.

– Раздели надвое, – посоветовал лекарь. – Кошмарят чужаков!

Когда они вернулись к домику, то застали там приказчика того торговца из Ясноречья, что долен был прислать им провизию. На траве возле повозки стояли три плетеные корзины и два мешка, сгруженные с неё. Приказчик разговаривал с Петрой. Подойдя к ним, Эрвин поздоровался и спросил:

– Уважаемый, а не слышал ли ты каких-либо новостей об исчезнувшем Тюпе? Верно ли, что его нашли?

– Кого? Тюпу-то? – переспросил приказчик. – Новости? Его же убили. Это все знают. А больше – ничего. Сыщики пока ничего не рассказывали.