Она взяла его за руку, и холод её пальцев проник в кости, как яд откровения. Они пошли по коридору, где висели двери – тысячи дверей. Одни были из дуба, с резьбой в виде плачущих ангелов. Другие – из детских костяшек, скреплённых материнскими волосами. Третьи – из спрессованного времени, где секунды текли вспять, как кровь из перерезанной артерии.

– Выбери, – сказала смерть, указывая на ключик, который вдруг снова появился у него на шее. – Ты ведь всегда хотел знать, что там, за последней створкой?

Бавиал прикоснулся к ближайшей двери – она была тёплой, как тело няни перед смертью. За ней слышался смех, звон посуды, запах яблочного пирога… «Рай? Или ловушка памяти?» Он зажмурился, вспоминая, как в детстве прятал лицо в складках её платья, чтобы не видеть, как отец бьёт слуг. «Если я войду – стану ли снова тем мальчиком? Или это лишь эхо, которое хочет, чтобы его услышали?»

– Это обман, – прошептала смерть, и её голос стал мягким, как рука, закрывающая глаза умершему. – Там ничего нет. Только ещё одна дверь. И ещё. И ещё.

Но принц уже вставлял ключ. Металл вошёл в замок с щелчком, который эхом разнёсся по всем вселенным, какие он когда-либо пересекал. В этот миг он понял: смерть – не конец, а зеркало, в котором жизнь видит своё отражение.

Дверь открылась.

За ней не было света. Не было тьмы. Не было ни «да», ни «нет». Только тишина, которая мягче любого ответа. Бавиал почувствовал, как растворяется: сначала пальцы, потом сердце, потом последняя мысль: «А что, если я и есть эта тишина?»

– Это… конец? – Бавиал обернулся, но смерти уже не было. Рядом лежала лишь кукла с его лицом и запиской: «Спасибо, что нёс меня». Глаза куклы были пусты, но в них читалось больше сострадания, чем он видел за всю жизнь. «Мы все – куклы, которые однажды роняют нитки, чтобы стать чем-то большим… Или меньшим?»

Он шагнул в проём.

А дверь захлопнулась, оставив на полу пещеры ключик – ржавый, сломанный, никому не нужный. Но в царапинах на металле можно было разглядеть узор: спираль, ведущую к центру, которого нет. «Как все пути, что мы выбираем, – подумала бы душа Бавиала, если бы ещё принадлежала себе. – Они ведут не к разгадке, а к пониманию, что блуждание и есть ответ».

Старуха-Мгла подняла его и вплела в свою пряжу. Нить засветилась, ненадолго приняв форму мальчика с мечом из тростника – хрупкого, как надежда, но упрямо вонзающего клинок в невидимых врагов. Вспышка осветила пещеру, показав на стенах силуэты: тысячи Бавиалов, открывающих тысячи дверей. Одни смеялись, другие плакали, третьи застывали на пороге, так и не решившись шагнуть.

– Скоро придёт следующий, – пробормотала она, начиная новую нить. Голос её звучал как скрип колеса, которое крутится, даже когда мельница давно разрушена. – И всё повторится. Но уже не для тебя…

Бавиал, ставший тишиной, на миг услышал её слова. Его сознание, растекшееся в пустоте, дрогнуло, словно поверхность озера от брошенного камня. «Повторится? – подумало то, что когда-то было «я». – Но разве можно войти в ту же реку, если даже пепел от прошлых костров стал частью новых звёзд?»

И тогда он улыбнулся, если тишина может улыбаться. Потому что понял: вопросы важнее ответов. Они – как корни, что разрывают камень, не зная зачем. А смерть – это просто слово, которым живущие называют дверь, которую боятся открыть. «Страх – это тоже дверь, – подумал он. – Но её ключ мы прячем даже от самих себя».

Где-то в пустоте зазвучала мелодия – не песня, а её эхо. Ноты складывались в фразу, которую Бавиал слышал когда-то в детстве: «Ты спрашиваешь «почему?», но ответа нет. Есть только следующий вопрос, как следующий вдох».