Две стороны фантазии Александр Фесик

Собор Парижской Богоматери загорелся на закате.

Сначала никто не заметил небольшого дымка над крышей. А если и заметили, то не поверили, что огонь мог покуситься святыню, пережившую революцию и оккупацию. Когда туристы и горожане поняли, что произошло, было уже поздно. Пылала кровля, истекая раскалённым свинцом. Дым окутывал острый шпиль и клубами стелился над крышей. Потрескивали от напряжения гаргулии, им вторили каменные химеры. В дрожащем мареве пожара казалось, что статуи не стоят на месте, а грозно скалятся и хлопают крыльями.

Так оно и было.

Я знал, что вовсе не пламя тревожит покой каменных стражей, а тёмные силы, заключённые в стенах и шпиле Собора. Сквозь треск деревянных балок я слышал, как рвётся наружу Верховное Существо. Но на пути у него стоят двенадцать «безглавых» королей, а значит ему не уйти. Скользят сквозь пламя и дым химеры, они новички в нашем войске, но бдительно охраняют тернового демона из южной колокольни. До неё огонь ещё не добрался. Но где же апостолы? Их не было на своих местах, а значит кто-то оставался без охраны.

Едва я это понял, как в тот же миг из пламени выскочило какое-то существо. Оно скользило по раскалённому свинцу словно по воде. С вершины северной колокольни, где я стоял, хороший обзор; но беглец был укутан в темный балахон. Накинутый на голову капюшон странно топорщился.

С пьедестала спрыгнула гаргулья и полетела ему наперерез. Она была не маленькая, какой выглядела с земли, но беглец оказался вдвое выше гаргульи. Он врезался в каменного стража, отчего гаргулья разлетелась на части. При этом капюшон слетел с головы беглеца.

Рогатый!

С разбегу он сиганул с крыши в темноту. Солнце успело опуститься за горизонт; чёрный жирный дым надёжно скрывал его от посторонних взглядов. Никто, кроме меня и поверженного стража, не заметил побега. И тогда я принял решение.

Бесплотным духом я соскользнул вниз, мимо гаргулий и витражей, опустился до самой земли. На камнях площади виднелся след, доступный не каждому. Мерцающие отпечатки копыт, они вели прочь от Собора. Я последовал за ними. Но чем сильнее я отдалялся от святыни, тем тяжелее давался мне полёт.

Почему так тяжело?

Рогатый исчез, но я не сомневался, что он где-то неподалёку и на уме у него злодеяние. Эта мысль заставляла идти вперёд.

Идти? Я больше не был бесплотной тенью!

Опустив взгляд, я увидел штаны, сюртук и потрёпанный плащ. Руку оттягивал массивный пистолет. Деревянное ложе и медная гравировка. От него пахло порохом. Сунув руку в карман сюртука, я нащупал холодный шарик. Серебряная пуля. Всего одна. Я загнал её в дуло.

Бросаюсь к реке, закованной в каменное русло. И в мутной воде Сены вижу лицо юноши, почти мальчишки, каким я был много лет назад. Собор вернул мне тело, и я точно знал для чего.

– Ты чего в воду пялишься? – окликнул меня мальчишеский голос.

Я поспешно обернулся. На тротуаре подпрыгивал от нетерпения Сорванец. Картуз он сдвинул на затылок, явив миру чумазое конопатое лицо.

– Убежит же, сволочь. Айда за ним!

– Ты как здесь оказался? Тебе кто разрешил?

– А никто. Я сам себе разрешился.

– С ума сошёл? Тебя же накажут.

– Чем? Заставят торчать в Соборе? Так я уже. Засиделся, гулять хочу!

Упрямая храбрость Сорванца однажды уже сыграла с ним злую шутку. И я не хотел, чтобы всё повторилось.

– Меня в погоню за Рогатым пустили. Делом заниматься, а не гулять. А ну иди назад!

– Ой, да ну тебя, дурака, нафиг. Тело видишь? Я тоже живой. Значит, и меня отпустили.

В словах Сорванца был смысл. Наверняка его направили мне в помощь, вот только я не мог взять в толк, какая от мальчишки может быть польза.

– Видишь след? – спросил я.

– Не-а.

– Есть у тебя оружие?

– Не-а, – разочарованно произнёс Сорванец. – Мне только вот это дали.

Мальчишка достал из кармана розу.

– Зачем она мне? Может, махнёмся?

– Убери в карман. Если Собор решил дать тебе розу, значит так нужно.

Долго сердиться на Сорванца было невозможно.

– Чего встал? – передразнил я его. – Догоним Рогатого, а там посмотрим.

Следы копыт едва заметно алели над землёй. За то время, пока я разговаривал с мальчишкой, они успели изрядно побледнеть, но направление угадывалось без труда – прочь с острова Сите.

Мы перешли Сену и нырнули в ближайший переулок. По узкой улочке Юшет, забитой припаркованными автомобилями, добежали до церкви Святого Северина, и там обнаружили первые разрушения. Дубовые двери церкви были сорваны с петель, за порогом – темнота. Мы вошли под гулкие каменные своды. Сквозь витражные окна проникал свет фонарей. Другого освещения не было, потому что Рогатый вырвал из стены электрическую коробку и запустил ей в алтарь, и теперь она валялась посреди каменных осколков. Самого Рогатого в церкви не было, зато из комнаты за алтарём слышалось тихое поскуливание, в котором я разобрал слова молитвы.

– Что он здесь искал? – пробормотал я.

Позади самодовольно хмыкнул Сорванец, о чьем присутствии я успел позабыть.

– Хочешь сказать, ты знаешь?

– Ага. Он искал священника, – заявил мальчишка. – И нашёл, но почему-то пощадил.

Я посмотрел в ту сторону, откуда доносилась молитва. Могла ли она отпугнуть Рогатого? Не уверен, но другого объяснения не было.

– Думаешь, он перепутал его с тем, другим?

– Нет, он просто так решил сюда вломиться, – съязвил Сорванец. – Протри глаза, Мариус! Он хочет отомстить за Хозяйку.

Мальчишка был тысячу раз прав. Священника Рогатый пощадил, а значит охотился не за ним. Церковь всего лишь попалась на его пути.

– Он ищет Стрелка, – Сорванец уставился на меня. – Ты знаешь, где казармы местных стражников?

Я знал. Потому что видел их с колокольни каждый день.

– Не сходится, малыш. Префектура прямо возле Собора. Рогатому не было нужды уходить из Сите. Если получше идеи нет, то возвращаемся к следу.

Идей у Сорванца не было.

Мы вышли из церкви, и я стал внимательно вглядываться в брусчатку. Со стороны меня можно было принять за бродягу, который безуспешно ищет потерянную монетку. Но в отличие от большинства бродяг мне повезло. Едва уловимая алая дымка отыскалась в конце улицы. Она вела в сторону уродливой металлической Башни, пронзающей сердце города. К несчастью, до неё нельзя было добраться безлюдными переулками, и нам с Сорванцом пришлось вернуться на набережную Конти.

Прохожие оборачивались и глядели вслед. Должно быть, их привлекал необычный внешний вид. Особенно мне не понравилось, что за нами увязались двое мавров. Они нагнали нас с Сорванцом, когда мы спустились под мост.

– Эй ты, постой, – на ломанном французском крикнул один из них. – А ну стой, я сказал!

Я остановился, спрятав за спину пистолет.

– Сорванец, беги, – шепнул я, но то не ответил.

Краем глаза я попытался его отыскать, но, похоже, мальчишки и след простыл.

– Гони-ка бабки, дорогуша, – мавр вынул руку из кармана.

Оказывается, он прятал нож.

– Гнать бабки? – в недоумении переспросил я.

Слова мавров напоминали птичий язык обитателей Двора Чудес.

– Ценности давай, клоун, – указал он на карман и шагнул ко мне.

Я вынул пистолет из-за спины и взвёл курок.

– Он заряжен, – пояснил я. – Один шаг в мою сторону, и я стреляю.

– Это чё за хреновина? – грабитель посмотрел на товарища.

Я сообразил, что такие пистолеты как мой они могли видеть разве что в музее. Если, конечно, когда-нибудь туда ходили.

– Это пистолет. И он сейчас выстрелит.

– Да ты гонишь, – второй мавр шагнул ко мне, перекрывая путь к отступлению.

Однажды я уже умирал, и новая смерть меня не страшила. Но если нож мавра сможет причинить мне вред, то Сорванец останется с Рогатым один на один. Этого я допустить не мог.

Грянуло оглушительно. Арка моста усилила звук, а пороховая вспышка и резкий запах пороха довершили дело. Грабители стремглав ринулись прочь. Хорошо, что они не ходили по музеям.

От неприятностей я избавился, вот только теперь у меня нечем было покончить с Рогатым. Разве что попробовать его убедить вернуться. Смехотворная мысль.

След Рогатого практически исчез. Но я уже не сомневался, что ведёт он к Марсову полю и нависающей над ним Башне. По мокрой от тумана набережной Вольтера, сменившейся Орсе, я добрался без приключений.

Для меня по-прежнему оставалось загадкой, отчего Рогатый решил искать Стрелка на Башне. Однако вскоре она разрешилась сама собой. На пузатой тумбе я увидел афишу, с которой лучезарно улыбался молодой актёр на фоне Эйфелевой башни. Актёра окружали его фотографии в образах разных персонажей. Вот он играет Юлия Цезаря во дворце Клеопатры, а на следующем кадре он в мундире солдата наполеоновской армии штурмует крепость. Но моё внимание привлёк рисунок, на котором лицедей нарядился Аполлоном и держал в руках золотой лук.

– Солнцеликий стрелок, – прошептал я.

Наверняка такая же афиша висела неподалёку от Собора! И мозолила глаза Рогатому последние недели.

Актёр приглашал поклонников посетить его ресторан на Эйфелевой башне, обещая едва ли не личное присутствие в зале.

– Глупец! Болван надутый!

Ругаясь, сам не понимая в чей адрес, я со всех ног помчался к уродливой конструкции. У лифтов было пусто: ни туристов, ни охранника. Огромные серые балки нависали над моей головой, среди них неживым светом горела иллюминация. Вблизи они выглядели ещё мрачнее, чем с колокольни Собора.