Странное было время. Не хочу вспоминать.

Сглатываю скопившуюся во рту слюну после последней фразы Шахова. Это вышло так характерно, Марк нагло улыбнулся, провел пальцами по моему лицу, убрал волосы за ухо и опустил ладонь на плечо:

— Знаешь, а ведь у меня уже стоит, реально. Но заметь, ты еще одета, не отсасываешь Шаху.

— Мне тебя поздравить? — Наглый и дерзкий вопрос вырвался сам собой.

— Даже не знаю. Начнем?

Так он еще не начал?

Снова сглатываю, но во рту сухо, а ладони мокрые от пота, как и спина. Снова засмотрелась на его ресницы и ямочку на щеке, а потом остановила взгляд на губах.

Ждала вопроса. Но вышло все иначе.

Разворот, звук расстегивающейся молнии платья, и вот я в одном белье и черных колготках напротив вальяжно расположившегося в кресле Шахова. Повел подбородком, сделал последний большой глоток алкоголя, убрал бокал и начал расстегивать рубашку.

Оля! Очнись, Устинова!

Тебя сейчас будут трахать, а ты стоишь столбом, как в кружке хореографии, и Эмилия Витольдовна сейчас треснет по плечам указкой, потому что я недостаточно ровно, с ее точки зрения, держу спину.

Сейчас она мной бы гордилась, но я не понимаю, что вообще происходит. Нет, есть конкретное объяснение, я могу подобрать слова, но эмоционально происходящее не укладывается в голове.

Пытаюсь прикрыть грудь и удержать на месте уже расстегнутый лифчик, но Марк, схватив за шею, прижимает к себе, накрывает одну грудь и громко шепчет на ухо:

— Если ты будешь дергаться и сопротивляться, Шах сделает больно.

— Я хоть как сделаю больно.

— Он шутит.

— Ни хуя.

— Вы хотели поговорить, я отвечу на все вопросы, отпусти.

— Нет, уже не могу, я же говорю, стоит.

Аргумент так себе, мне от него ни холодно ни жарко. Я вообще сейчас словно нахожусь в какой-то сумеречной зоне, не могу четко обозначить эмоции и чувства. Не могу определить, как мне сейчас.

Прошло много лет, а я все помню, и именно эти такие яркие воспоминания меня страшат. Не могу сказать, что тогда было насилие, но тогда не было выбора, они не дают его и сейчас. Может, это оно и есть, то самое насилие, которое я вновь готова стерпеть? Получая при этом несколько крышесносных оргазмов и теряя контроль над собственным телом.

— Вопросов много, но их можно отложить. Хороший секс с красивой и умной девушкой с красным дипломом из прошлого никому не помешает.

— Давайте никто ничего не будет делать и вы оставите меня в покое.

— Надо было раньше кричать «Караул!».

Мужчина обводит пальцами сосок, он моментально твердеет, ведет пальцами по груди, отчего по спине бегут мурашки, а я напрягаюсь. Лучше бы мы говорили, я бы все рассказала, даже то, чего не было. Но бежать надо было раньше, он прав, как только я почувствовала неладное и увидела знакомые до боли лица.

— От тебя вкусно пахнет, и ты слишком красивая для шлюхи, я уже говорил это?

— Да, — мой тихий ответ.

Шахов, уже скинув рубашку, встал с кресла, расстегнул ремень и ширинку брюк, приспустил их, освобождая свой стояк, сжимая член в руке, провел по нему несколько раз.

Дежавю? Паранойя? Бред? Как назвать все происходящее сейчас?

А может, моей слабостью на передок и голодом по хорошему сексу? Не просто вялым телодвижениям и облизыванию в нужных местах, а именно сексу, который может быть крутым, опасным и фантастическим без чувств. Никогда не думала, что такое возможно.

Вздрагиваю от треска нейлона на ягодицах, Марк рвет тонкую ткань одним движением, делаю шаг вперед, но упираюсь в Шахова. Под моими влажными ладонями упругие мышцы, он, как и тогда, словно высечен из камня, татуировок стало больше, а вот креста на шее нет.