Папа приготовил ужин, постелил на стол белую скатерть, достал из буфета две праздничные фарфоровые тарелки с сиреневыми цветами и позолоченной окаемкой. Мы зажгли свечи и молча приступили к поглощению запеченной утки. Папа разрешил мне выпить красного вина и налил нам по бокалу, но, сделав один глоток, я больше к вину не прикасался. Мы оба понимали, что соблюдаем ненужные традиции, чтобы создать видимость нормальной семьи, которой больше нет. Привычки служили ориентирами и помогали удержаться на плаву.

– Пап, утка у тебя получилась очень вкусная, – прервал я тишину.

– Спасибо, я старался. Правда, не успел приготовить десерт, поэтому придется довольствоваться йогуртом и печеньем.

– Ничего, не страшно.

После долгой паузы он добавил:

– Ты знаешь, я тоже по ней скучаю.

Он встал и отправился наполнить водой еще не опустевший кувшин. Я понял, что он хотел скрыть от меня покрасневшие глаза. Мы пересекались каждый день, но по-настоящему за все это время я посмотрел на него только сейчас. Моя собственная боль до такой степени пожирала меня, что я был не в состоянии заметить, как страдают другие. Ввалившиеся щеки, темные круги под глазами, сутулые плечи, редеющие полуседые волосы – все в нем олицетворяло скорбь и усталость. Меня вдруг одолела нестерпимая жалость, захотелось подойти и обнять его, но я не осмелился. Мне стало стыдно за то, что, прожив с отцом бок о бок долгие недели, я ни разу не задался вопросом, каково ему.

Повисшая тишина стала невыносима. Я поднялся, чтобы включить телевизор.

– Можно?

– Теперь можно все, – грустно подмигнул мне отец.

Раздался женский голос, предлагающий купить зубную пасту от кариеса. Мама не разрешала нам смотреть телевизор за столом, но в новом мире пора было устанавливать новые правила. После ужина я помыл посуду и сел на диван, где отец, не вникая в происходящее на экране, смотрел какую-то старую комедию.

– Пап, а чего тебе больше всего не хватает из нашей прежней жизни?

Он задумчиво посмотрел в темноту за окном и ответил:

– Мне не хватает маминых разбросанных туфель в коридоре, о которые я постоянно спотыкался. Не хватает ужасного запаха жареной капусты на кухне. Ваших с братом драк и ссор. Не хватает флакончиков в ванной на полке, запаха ее духов, ее бездарного пения под душем. Вечеров, когда мы все вчетвером играли в карты или в лото или смотрели дурацкие фильмы. Не хватает разговоров с ней. Несмотря на двадцать лет совместной жизни, у нас еще находились темы для разговоров, представляешь? Она умела подбирать нужные доводы и не отступала, пока не добьется своего.

– Это точно. Сколько раз нам от нее доставалось, если комната была убрана не так, как ей хотелось!

– Мне тоже доставалось за разбросанные носки, – засмеялся отец. Впервые за три месяца я услышал его смех. – Мне не хватает ее упреков, которые не давали расслабиться. Не хватает ее ворчанья, яблочных огрызков, которые она постоянно забывала повсюду. А я на нее за это ругался…

– Она тоже на тебя много за что ругалась. Часто несправедливо, но я не вмешивался, чтобы не оказаться крайним.

– Правильно делал. Это были наши с ней ссоры, а не твои. У тебя еще будет своя жена, которая найдет за что тебя ругать, вот с ней и будешь разбираться.

– Я не уверен.

– В том, что вы будете ссориться? Все супруги кричат друг на друга. Вечно воркующие голубки встречаются только в кино.

– Нет, я не уверен в том, что у меня будет жена.

– Отчего же? Ты симпатичный, неглупый парень. Думаю, что ты уже сейчас нравишься многим девушкам.

Я почувствовал, как под редкой бородой горят щеки.

– Просто я уже привык быть один, мне так проще. Не хочу делить с кем-то свою жизнь, чтобы потом страдать от потери, как… – я осекся.