– Ландо. – тихо, пытаясь найти слова, объяснившие бы, насколько он зол, но не позволившие бы вырваться эмоциям наружу, сказал Олеор после очередного почти радостного восклицания Ландо. Тот живо повернулся к Олеору, но тут же – Ландо не выносил сдержанно-яростных глаз – опустил взгляд от лица Олеора к его пальцам, судорожно стискивающим салфетку.

– Ландо. Ты понимаешь? Насколько. Мы. Облажались. Я облажался. Из-за тебя. Милый мой, если тебе лень играть на саксофоне, ты можешь чистить сортиры. Никто не заставляет тебя лезь в искусство. Тем более, ты едва отличишь саксофон от сортира.

Ландо, кажется, был растерян и почти испуган, но Ильда уловила на его лице то, что невозможно подозревать у Ландо-простачка: он был глубоко возмущён и оскорблён. Может быть, он был оскорблён, как ребёнок, но, безусловно, он мастерски скрыл обиду.

– Я репетировал, и я хорошо играл дома, и ты сам сегодня утром видел: я хорошо играл и не ошибался! Я не знаю, чего со мной сделалось!

– Я не спрашиваю тебя ни о чём: мне неинтересно, отчего ты плохо играешь. Я не спрашиваю, я утверждаю: ты бездарь, и ещё раз подобное – ты пойдёшь от меня на все четыре стороны. Ты понял?

Ландо молчал.

– Ты понял? – резко и нетерпеливо повторил вопрос Олеор.

– Да уйди ты от него, Ландо! – крикнула Мари, – Уйди! Если Олеору не нравишься ты, зачем ты бегаешь за ним! Хватит уже ссориться – просто уйди от него!

– Не могу.

– Не сочиняй! Играй один в Чайке или где там, в конце концов! Сдалось тебе играть вдвоём!

– Мари, – сказала Ильда, – Ландо не может играть один в Белладонне и Чайке, он низкого происхождения, без Олеора его не пропустят. И он не может уйти от Олеора, у него нет своих денег.

Губы Ландо вздрогнули.

– Спасибо, что пояснила. – едва слышно сказал он с усмешкой.

Но Ильда никак не отреагировала: всё её внимание было устремлено на Мари.

– Господи, – воскликнула Мари, – Что ты несёшь! Это его дело, и не трогай его, грубиянка.

"Хвала!" – подумала Ильда, – "Мари неважны происхождение и деньги".

– Не надо его защищать. – сказал Олеор.

Повисло молчание. Ландо накинулся на креветки под соусом (музыканты после игры в Белладонне могли есть бесплатно, чем Ландо бессовестно пользовался на полную), словно это был последний рывок в попытке заесть стресс. Все смотрели на то, как он ест: Олеор почти с ненавистью.

– Олеор?

– Что, Ильда?

– Если Ландо настолько ужасно, по твоим словам, играет, то почему ты взял в напарники именно его? Неужели больше никого не нашлось?

– Я прослушал 17 кандидатов и выбрал Ландо. Что-то в нём было. И есть. Ландо, заткни уши, это к тебе не относится! Я… Нет, я не ошибся, едва ли бы я сказал, что жалею о том, что взял Ландо. Но он не может ответственно подойти, не понимает, что на него возложено. Я уверен, вместо репетиций он вчера мыл посуду своей обожаемой бабушке или жарил котлеты.

– Нет! – закричал Ландо, давясь креветками, – Я…

– Ты в элитном ресторане, мальчик, – покривился Олеор, – Веди себя приличней. И я просил тебя заткнуть уши. Разговоры не для тебя.

– Он славно играет, Олеор, и он харизматичный – в его игре прослушивается это. Ты в самом деле выбрал хорошего саксофониста, и я верю, что с твоим терпением и талантом, ты сможешь вышколить Ландо. Столько проделано – тебе лучше не менять партнёра, иначе придётся учить его сначала. Тем более, быть может и лучше, что Ландо зависит от тебя, ведь если бы твой партнёр был равен тебе, он не соглашался бы со всеми твоими требованиями. Ландо не бросает и готов стараться, почему ты не хочешь дать ему шанс?

Олеор странно улыбался, и по блеску его карих глаз Ильда не могла определить – понимает ли он, что она пытается натолкнуть его на решение лестью, или верит её словам.