– Андрюшка, ты в чем сильнее, в жиме или толчке? Я к тому, что, может, мы тебе мешаем, развернуться не даем, – пояснил он. – Ты скажи, не стесняйся.

– Да нет, ничего, валяйте, – успокоил я его.

– Я как лучше хотел, – вздохнул Сергей. Мы ухватились руками под днище.

– И‑и‑и раз! – скомандовал я.

Дернули бак вверх, и ровно на столько же погрузились в зыбкое дно. Попробовали еще раз, и зарылись в дно по колено.

– Вы чего это? – обалдело спросила с плота Войцева, рассмотрев наши головы, недвижимо торчащие возле плавающего бака.

– Отдыхаем! – ответил Сергей. – Нравится нам здесь.

Посидели еще немного.

– Может, еще разок дернем? – предложил Валера. Сергей прикинул на глазок оставшиеся на поверхности сантиметры наших тел и ехидно хихикнул:

– Попробуй, а мы поглядим!

Толпа на берегу оживилась, приблизилась. Сидеть так дальше становилось неудобным. Надо было либо тонуть, либо выбираться.

Решили втаскивать сверху, с плота. Навалились локтями на бак, утопили его до дна, оперлись, выдернули из грунта ноги. Потом обвязали бак веревками.

– Девочки, есть типично женская работенка, – закричал Сергей.

Уже впятером, двое снизу, трое сверху, втянули бак на плот, привязали его к каркасу толстым промасленным вонючим канатом, подаренным мотористом с баржи.

– И все на том! – подвел итог погрузочным работам Сергей и стер с рук капли мазута.

– По местам стоять! С якоря сниматься! – весело гаркнул Валера.

Наступила торжественная минута. Несколько человек в провожающей нас толпе замахали руками и закричали что‑то на прощанье. Стало чертовски приятно. Жизнь сулила одни положительные эмоции.

– Руби кормовой! – наслаждаясь моментом, командовал я – Поднять паруса!

Валера, ухватившись за фал, резко потянул его вниз. Темное полотнище грот‑паруса, сшитое из бязи и мешковины, поползло по мачте вверх. На берегу раздались смешки. Но на весельчаков шикнули. Торжественность момента возобладала. Все‑таки это были паруса, и отходили мы не так себе – прогуляться до вечера, уходили в открытое море.

Грот вытянулся до топа мачты, схватил ветер. Плот зашуршал баллонами о воду, набирая скорость.

– А мы плывем! – удивленно ойкнула Монахова. – Честное слово, плывем.

Я обвел всех торжествующим взглядом. На моем лице недвусмысленно читалось, что все это естественно и иначе быть не может.

– Между прочим, ничего! – оценил начало плавания притихший Салифанов. – Почти хорошо. На берегу кто‑то крикнул:

– Счастливого плавания!

Оживленно заметались над головами фуражки и носовые платки. Мы немедленно приосанились. Сергей несколько раз небрежно махнул рукой. Плот отходил все дальше. До берега уже было метров сто пятьдесят. Нас распирало от чувства собственной силы и исключительности. В это время плот начал несильно уваливаться вправо.

– Андрей! – окликнула меня Татьяна, которая стояла возле руля и не знала, что предпринять.

Неспешной походкой человека, знающего себе цену, я направился на корму. Валера и Наташа почтительно расступились. Я чувствовал, что мой авторитет растет прямо пропорционально расстоянию, отделяющему нас от берега.

– Это делается так, – небрежно объяснил я Войцевой. – При повороте влево румпель толкаешь вправо от себя до упора. Ясно? – Татьяна молча кивнула. Одной рукой, без видимого напряжения, я двинул руль в указанном мною направлении. Ничего не изменилось. Плот по большой дуге уходил вправо. Все уставились на меня, ожидая дальнейших действий.

– Подтяните грот, – уверенным тоном распорядился я, хотя был мало уверен, что это поможет. Дуга поворота начала превращаться в круг. Грот с громким хлопком перекинулся на другую сторону. Мы вновь приближались к берегу.