– Это случилось давно, а мы были молоды и безрассудны. И откликнулись на призыв владыки Асотии, когда в его страну вторглось войско Слоссы. Нас было сто шесть, это весь наш былой «отряд чести», но Ледяной перевал перешли только девяносто восемь. Всё лето мы держали осаду и бились на стенах, изнемогая. Осенью к владыке Асотии подошли на выручку дружины Сахтаръёлы и у стен разгорелась битва. Местные струсили идти на вылазку, чтобы помочь сахтаръёлам. Но мы ударили слоссам в тыл. Они не ожидали от нас такой дерзости. Это была знатная битва…

– Да… – покачал головою Коннинг Тилг и впервые улыбнулся. – Мы из кожи вон лезли, чтобы показать сахтаръёлам свою удаль.

– И вы с Хёнгебартом прорвались к шатру слоссов, – продолжил рассказчик. – Мы вместе с сахтаръёлами положили головы слосских вождей к ногам владыки Асотии.

– Да, – снова улыбнулся Коннинг Тилг. – Хотя от нашего «отряда чести» и осталось только пятьдесят восемь мечей.

Все слушали в почтительной тишине.

– А девка тут при чём? – раздался голос.

– Она была при войске сахтаръёлов, – хмыкнул Греленбран. – Их воинов лечат не только уродливые бабы-калеки, «сёстры милосердия». Иногда попадаются и удивительные красотки, это невесты погибших воинов, из отчаяния они дают обет безбрачия. Хёнгебарту раскроили секирой колено, он не мог возвращаться перевалом, а мы получили хорошую награду и не хотели ждать. Его лечила как раз такая сахтаръёльская красотка. Мы диву давались: наш храбрец стал с нею покорнее ручного кролика! Глаз влюблённых не сводил.

– Красивая? – заволновались воины.

– Не то слово. Богиня! Высокая и стройная, с волосами воронова крыла и глазами, что чернее южной ночи. Лицо… Такое лицо нужно видеть, господа. Знала наш язык! Она увезла Хёнгебарта с обозом сахтаръёлов, чтобы отправить его домой кораблём, по Акдо. Честно говоря, я думал, он вернётся с невестой.

– Ему была назначена в жёны младшая дочь Брюгнехорда, – негромко напомнил Конниг Тилг. – Он не мог ослушаться отца.

– Тогда вернулся бы со служанкой, – усмехнулся рассказчик.

– Та девчонка была очень гордой, – покачал головою Конниг Тилг. – Такие не годятся в служанки. Только в госпожи.

– Потому вернулся хромым и мрачным, – заключил Греленбран.

И воины засмеялись.

Голодный Зихо стоял с пикой, а мимо него то и дело сверкали нагие, обляпанные жиром тела заплаканных дочерей хозяина харчевни. Его жена пришлась не по вкусу пирующим, слишком дрябла на ощупь. Какая ж это прислуга? – руки не вытереть со вкусом о такую.

– Может, уведомим Брюгнехорда о лазутчице? – задумчиво предложил Рюггехард Токкерхард. Отодвинул пиво, вынул пергамент, развернул на столе карту. – Изменит маршрут.

– И на какой маршрут он его изменит? – насмешливо осведомился Коннинг Тилг. – Берегом нам не пройти до весны, снежно. Кони увязнут и обессилеют. Другого пути к Синеярру нет. Только озером. Я выведу острие «клина» точнёхонько к городским воротам. Я дважды проехал этот путь прошлой зимою. Озеро не так пустынно, как кажется. По льду накатаны санями три дороги от Синеярра в Плонгу. Мы пятеро поедем по средней, она самая прочная. «Клин» – за нами.

– Можно двинуться Большим Оврагом. Это крюк и долго, но…

И Рюггехард Токкерхард умолк, разглядывая карту.

Коннинг Тилг легко поймал за волосы младшую дочь хозяина, притянул к себе на колени, вытер жирную руку о её ляжки и грудь, сунул вздрагивающей девушке свой палец в рот: облизывай тщательно и нежно, выпячивая свежие губки. Затем легонько шлёпнул по голой спине – пошла прочь! – и ткнул влажным пальцем в карту:

– Ходили уже так. Вот тут, в Большом Овраге, я погубил половину своих железных бойцов. Там древний лес, он кишел лучниками. Там ямы и канавы, невозможно построиться «клином». Но мы шли летним лесом, а сейчас там ещё и непроходимые снежные заносы. Мужланы перебьют нас поодиночке среди сугробов. Брюгнехорд туда не сунется ни за что. И там река течёт по дну оврага, в Акдо.