– И ты, потный подлец, конечно разболтал бабе-лазутчице, где Вечная Вехта собирает боевые отряды? – зло прищурился воин у дальнего края стола.

– Мой ясновеличественный господин… – мокрый хозяин развёл сперва руками, но вздохнул и обречённо уронил их вдоль потного туловища. Он едва не плакал. – Скажи: ну зачем хитрой лазутчице выспрашивать у меня, ничтожного хозяина харчевни, про то, о чём огромные толпы гудят на всех углах и площадях?! Тут ужинали ваши купцы, она подсела к ним и размягчила каждого жаркими речами, обволокла нежными жестами. У неё совсем нет стыда в словах и прикосновениях. Купцы пустили слюну и сами рассказали ей, куда пойдёт ваше войско: на Речные владения, по льду Длинного озера, на город Синеярр. Средней дорогой. Сказали, вы построитесь боевым клином и вас будет тридцать тысяч. Две тысячи стальных всадников станут в первые два ряда, как навершие этого грозного клина. Вы повезёте восемь таранов и семнадцать метательных машин.

– Ха-ха-ха! – громогласно рассмеялся молодой господин. – Купцы обманули лазутчицу! Нас не «две тысячи», а «две тысячи семьсот»! Они сказали, что мы пятеро возглавим клин?

– Да, мой ослепительный господин. Они сказали и называли имена.

– Твари! – грохнул кулаком по столу молодой господин.

– Никакого порядка в этой паскудной Гильдии, – зло бросил его близкий родич, Рюггехард Токкерхард из рода Краулингов. – Языки надо резать торгашам, беспощадно. Мы ещё шагу не ступили, а врагу уже всё про нас известно. Даже дорогу знает.

– Это к лучшему, – хмурый Коннинг Тилг швырнул на стол золотую монету. – Забирай деньги, усач. Вели жене и дочерям подавать нам блюда и вина. Пусть придут голыми.

Он внимательно обвёл взглядом сидящих за столом, произнося веско и медленно:

– Никто из моих благородных друзей их не тронет. Да и твоя напуганная рожа расстроила нам всякий аппетит на баб.

Воины захохотали. Снова зазвенели кубки, знаменитые всадники негромко переговаривались:

– Хёнгебарт опять пренебрёг нашим обществом? Где наш «хромой демон»?

– Я бы тоже пренебрёг нашим скотским обществом, господа. Сто пять поединков без поражений! Хёнгебарт единственный раз был повержен, Кядром, а теперь только тот бой все и вспоминают взахлёб. Имденхорду подобное безобразие надоело хуже горькой редьки. Сколько можно тыкать в глаза благородному воину его позором?

– То был не позор, а великое зрелище. Где он, наш обидчивый герой?

– Вертит мечом в каком-нибудь хлеву. С горя надеется блеснуть.

– Напрасно надеется. Кого он собрался побеждать?

– О да, некого… Когда объявили, что князь и все его дружины пали в степи, Имденхорд три дня пил беспробудно. С отчаяния. Когда мы ехали Вехтой, я навестил его тарантас. Он был в совершенно бесчувственном состоянии.

– Тарантас?

– Тарантас-то как раз был трезв. Он мог даже двигаться.

– Имденхорд?

– Тарантас.

– Ха-ха-ха!

– Прекратите смех! – грозно скомандовал Коннинг Тилг. – В осенний мор у Хёнгебарта умерли жена и все дочери. Многие из нас озаботились бы продолжением гаснущего рода и скликали бы сейчас невест со всей Вехты, зачать потомство, а Хёнгебарт идёт в поход. Он пример чести, господа, хотя с Кядром ему теперь и не сквитаться. Ничего, найдёт противника, достойного его меча. Нечего ржать.

– Не стыди нас, – тихо, но веско произнёс седеющий богатырь. – Может, Хёнгебарт как раз за новой женою и нацелился. Ему нравятся сахтаръёльские девки. Вспомни ту красотку.

– Имденхорд путался с девкой из Сахтаръёлы?! – оживились воины. – Расскажи!

– Рассказывай, Греленбран, – махнул рукою Коннинг Тилг. – Ну ничего не держится у тебя за языком…