– Не первую, чай, ночь, держись крепче.

Стрела ковша неожиданно резко распрямилась, и, судя по небольшому сотрясению кузова, что-то туда прилетело.

– Три очка!

– Что?

– Ничего, не обращай внимания.

Джордан отдыхает. А что, танковый биатлон, экскаваторный баскетбол, нормально. Адреналин капал из ушей. Как мы добрались до трубы, я даже не понял. Но действительно, вместо абсолютной пустоты над землей и в ковше появились какие-то очертания преломляющегося воздуха.

– Прозрачный снег! Ага, ну, сейчас мы его! Давай!

Непрерывно крича и похлопывая коленку Аглаи, я периодически тянулся к рычагам, получая за свои поползновения увесистые шлепки по рукам.

Озеро. Экскаваторщики отдыхают, работают самосвалы и бульдозеры. За одно неуловимое мгновенье весь прозрачный снег становится белым. В кузовах и на берегу вырастают белоснежные искрящиеся горы. Их тут же сваливают, сталкивают, спихивают в черную воду, где они исчезают так же мгновенно, как и появились.

– Молодец я? – Аглая, казалось, сама светилась этой снежной белизной.

– Еще какой молодец, молодой молодец, золотой! – крепко обнимая ее и все еще любуясь происходящим, в полусне бормотал я.

Разлетайка в белой щеголихе?!

Щеголиха в белой разлетайке!?

Тры-тыры-ты-ты-тыры – зима!..

Бр-р-р, приснится же. Тры-тыры-ты-ты-тыры, точно не приснилось – это я подмерз. От снега, как обещали, не осталось и следа, в глаза бил яркий рассветный луч. По сторонам, сонно ворочаясь, начинали скрежетать машины, видимо, готовясь ползти обратно. Еще ближе розовел, искрясь на юной щеке, слегка тронутый рассветом пушок. Бр-р-р – еще раз. То Кудрин, то вообще Фет какой-то. Просыпайся! Етить-матить, ты в Козявино!

Вот – Аглая, вот – экскаватор, вот…

– Дай порулить, – снова что-то неодолимо потянуло меня к рычагам.

– Дурачок, – неожиданно бодрой проснулась агротехническая. – Ты же в озеро уедешь карпов ловить. Порулишь еще, спать пошли.

– А техника?

– Светлячки уберут.

Я спрыгнул на землю, чудом успев увернуться от летящего на меня рюкзака.

– Осторожней, там сервиз хрустальный, мама в приданое завернула, – неловко пошутил я, подхватывая летящую следом Глашу.

– Ну дурачок – и все, какой хрустальный, ничего там не хрустит, я проверяла. Спать тебе надо.

– Так я вроде тут и спал.

– А теперь вон там будешь спать.

Я даже не стал смотреть: там, значит, там. Всю дорогу я жалел, что у Глаши нет хвостика. Зацепился хоботом, закрыл глаза и иди себе…

На кольце опять была пробка, но меня это не сильно беспокоило, поскольку я ехал к подруге, которая основательно утомила… Я бы так и ехал не торопясь весь день, периодически сообщая по телефону координаты раздраженной Нюсе. Однако была жара, а ждала она меня на пляже, поэтому я проявлял некоторую заинтересованность, периодически сигналя, перестраиваясь при возможности из одного ряда в другой – скорее, впрочем, от скуки, чем от здравомыслия.

Не прошло и часа, как я приблизился к финишу. Показалась безбрежная парковка, заполненная машинами, и узкая полоска воды на горизонте. Туда предстояло добираться уже пешком. Втиснувшись между двумя косо поставленными внедорожниками (видимо, остальные предпочитали держаться от них на более безопасном расстоянии), я попытался выбраться из машины.

– Spec твою Brabusа мать, – цедил я сквозь зубы, просачиваясь в щель между кузовом и дверью, чтобы не задеть угрожающе растопырившего пороги монстра. Одновременно пытаясь вытянуть сумку и набрать по сотовому подругу.

– Ну ни хрена не Цезарь, и все тут3, – констатировал я, поднимая с пыльной площадки свой телефон, а потом и сумку.

Нюся ждала меня на покрывале, разложенном в тени ивы, но достаточно недалеко от воды. Надо отдать ей должное: устраиваться она умела. Стремясь изобразить на лице чувство радости и обиды одновременно, она изогнула губы какой-то причудливой волной.