Допотопная эпоха Михаил Гинзбург
Глава 1:
Двигатели ровно гудели, монотонно, привычно, баюкая. Артем откинулся в кресле, глядя на полоску горизонта – ослепительно-яркую там, где солнце уже готовилось коснуться ее, и глубоко-синюю над головой, переходящую в бархатную черноту космоса. Это был обычный рейс, каких были тысячи. Мысли его витали где-то далеко, за сотни километров от этого стального кокона, в предвкушении встречи, в мягком образе любимого лица, ожидающего его на земле. Усталость последних перелетов давала о себе знать, но приятное возбуждение от предстоящей встречи гнало ее прочь. За бортом простирались безмятежные облака, пушистые, бесконечные, словно взбитые сливки, и небо над ними было ослепительно чистым. Воздух в кабине был сухой, кондиционированный, с легким запахом озона и кофе.
Внезапно самолет вздрогнул. Не привычный толчок от турбулентности, а глубокий, утробный удар, прошедший по всему фюзеляжу, заставивший зубы скрипнуть. Приборы взбесились, стрелки задрожали, хаотично прыгая по шкалам. Артем резко подался вперед, хватаясь за штурвал, который вдруг стал непослушным, словно живое существо, бьющееся в агонии. Второй пилот, сидевший рядом, издал короткий, сдавленный возглас. Свет в кабине мигнул и погас, оставив их в полумраке, освещаемом лишь аварийными индикаторами, мечущимися, словно сумасшедшие светлячки. В наушниках вместо привычного эфира зашипел помехами хаос.
«Что это?!» – выдохнул второй пилот, его голос был на октаву выше обычного.
Артем не ответил. Его взгляд был прикован к лобовому стеклу, к тому, что разворачивалось за ним. Там, где только что была безмятежная линия горизонта, теперь поднималась стена. Не облако, не шторм. Это была вода. Черная, бурлящая, вздымающаяся до небес, она росла с каждой секундой, закрывая собой солнце, поглощая свет, становясь безграничной, живой бездной. Сто метров. Сто метров чистой, первобытной ярости, наступающей на них. Самолет, эта махина из металла и технологий, казался вдруг хрупкой игрушкой, песчинкой, подхваченной невидимой рукой исполина. Резкий крен. Самолет заваливался набок, будто его схватили и стали тянуть вниз.
«Держись!» – прохрипел Артем, инстинктивно пытаясь выровнять машину, но штурвал почти не слушался. Он чувствовал, как земля, весь мир под ними, содрогается, меняет свою ось, опрокидывается, словно гигантский корабль, идущий ко дну. Резкий оборот. Самолет закрутило, бросило в сторону, затем резко дернуло вверх. Перегрузки вдавили их в кресла, заставляя темнеть в глазах. Он видел, как вода, эта неукротимая громада, прошла в считанных метрах под брюхом самолета, ее гребень взметнулся, словно ладонь исполина, почти касаясь их. Соленые брызги оставили мутные следы на стекле.
Шум. Невыносимый, оглушающий рев, от которого, казалось, вибрировал сам воздух. Это был не звук турбин, не шум ветра, а крик гибнущего мира, стон воды, пожирающей цивилизацию. Он слышал треск ломающихся зданий, скрежет металла, глухие удары, от которых кровь стыла в жилах. Самолет, чудом не задетый волной, все еще болтался в воздухе, словно перышко в урагане.
Спустя мгновение, которое показалось вечностью, все стихло. Не оглушающая тишина, а скорее тяжелое, давящее безмолвие, прерываемое лишь стоном ветра и слабым скрежетом деформирующегося металла где-то в обшивке. Двигатели, о чудо, продолжали работать, хотя и неровно, с надрывом. Артем, тяжело дыша, пытался привести в порядок мысли. Сердце колотилось в груди, как пойманная птица. Он оглядел приборы. Большая часть из них так и оставалась мертвой. Коммуникации молчали. Полностью.
«Мы… мы живы?» – голос второго пилота был хриплым, полным недоверия.
Артем кивнул, хотя сам еще не верил. Он снова посмотрел в иллюминатор. Под ними простирался хаос. Не города, не привычные пейзажи, а бескрайнее месиво из грязи, обломков, и того, что когда-то было домами, дорогами, целыми мирами. Все было смыто. Смыто и занесено десятиметровым слоем вязкой, бурой субстанции.
На горизонте, где только что была бушующая стена воды, теперь виднелись лишь низкие, рваные облака, словно шрамы на теле неба. Солнце, пробиваясь сквозь них, освещало картину невообразимого разрушения. Ни единого признака жизни. Ни одного огня. Ни одной дымящейся трубы. Просто пустота.
Глубоко внутри Артема зародилось леденящее душу осознание. Это не просто катастрофа. Это конец. Конец всего, что он знал, всего, что существовало. Но рядом сидел второй пилот. А в салоне, он знал, были и другие. Двадцать человек. Двадцать душ. Чудом выживших. И ему, Артему, капитану этого чудом уцелевшего судна, теперь предстояло решить, что делать дальше. Ужас сменялся ледяной решимостью. Он выжил. Они выжили. И теперь им придется жить. Начинать все сначала.
Глава 2: Посадка в никуда
Самолет, израненный, но непокоренный, продолжал трястись в воздухе, словно раненая птица. Артем изо всех сил пытался удержать его, чувствуя, как каждая частичка металла дрожит от пережитого шока. Приборы были мертвы, и он вел машину, полагаясь лишь на интуицию и опыт, который казался теперь доисторическим. Внизу простиралась картина, что не поддавалась осмыслению. Это был не мир, каким он его знал. Это была бесформенная, бурая масса, покрытая обломками, грязью, и лишь изредка проступающими, словно обезображенные скелеты, остовами зданий.
«Высота… падаем?» – голос второго пилота был едва слышен.
Артем кивнул, не отрывая взгляда от безжизненного пейзажа. «У нас нет выбора. Надо садиться. И быстро».
Казалось, что внизу нет ни одного участка, пригодного для посадки. Сплошное месиво из грязи и мусора, покрытое слоем ила, который, должно быть, оставила после себя стометровая волна. Каждый порыв ветра грозил столкнуть их с курса, а двигатели, жалобно подвывая, грозили заглохнуть в любой момент. Артем стиснул зубы. Сейчас он был не просто пилотом, он был последней надеждой этих двадцати душ, запертых в этой железной банке.
Он начал медленное, мучительное снижение, выискивая хоть какой-то просвет, хоть крошечный участок, который мог бы стать их спасением. Глаза его, привыкшие к бескрайним горизонтам и четким линиям взлетных полос, теперь напряженно вглядывались в этот хаос. В воздухе стоял тяжелый, затхлый запах сырой земли, разложения и чего-то еще, более тонкого, но оттого не менее ужасающего – запах гибели. Он почти ощущал его вкус на языке.
Наконец, впереди, среди бескрайней трясины, показалось что-то похожее на широкое, но короткое плато, чуть возвышающееся над остальным кошмаром. Покрытое тем же слоем грязи, оно все же выглядело чуть более твердым. «Туда, – прошептал Артем, словно обращаясь не к второму пилоту, а к самому самолету, – только туда».
Посадка была жесткой. Самолет ударился о землю, подпрыгнул, снова врезался, и с оглушительным скрежетом, разрывая обшивку и ломая стойки шасси, начал скользить по вязкой, чавкающей грязи. Каждый толчок отдавался болью в теле, каждый скрежет – в зубах. Кабина наполнилась пылью, запахом горелой проводки и озона. Пассажиры кричали. Артем чувствовал, как его голова ударяется о спинку кресла, но не выпускал штурвала, инстинктивно пытаясь погасить скорость. Наконец, с последним, особенно сильным рывком, самолет замер. Наступила тишина. Глухая, звенящая, в которой было слышно лишь собственное сбившееся дыхание.
Артем медленно поднял голову. Солнечный свет, пробиваясь сквозь грязные иллюминаторы, освещал пыльные, искореженные кресла. Он отстегнул ремни, почувствовал, как ноет каждый мускул. Его глаза пробежались по приборной панели. Полный разгром.
«Ты в порядке?» – спросил он второго пилота. Тот сидел, прижав руку к виску, из которого сочилась тонкая струйка крови.
«Кажется… да, – пробормотал он, – Что это было?»
Артем лишь покачал головой. Он знал, что это было. Конец. Но говорить об этом не было ни сил, ни смысла. Сейчас было важно другое. Они сели. Хоть и чудом, хоть и в никуда, но сели.
Дверь в кабину распахнулась. На пороге стояла бледная Мария, молодая врач, ее обычно аккуратные волосы растрепаны, на лице – шок, но в глазах – проблеск решимости. За ней виднелись такие же бледные, испуганные лица пассажиров. Их глаза были полны вопросов, страха, и… хрупкой надежды. Надежды, которую Артему теперь предстояло оправдать.
«Все живы?» – спросила Мария, ее голос дрожал.
«Пока да, – ответил Артем, вставая с кресла. Он чувствовал тяжесть во всем теле, но это была не столько физическая боль, сколько груз новой, необъятной ответственности. – Надо выбираться. И осмотреться».
Он взглянул в иллюминатор. Под ними простиралась бескрайняя, мертвая равнина, покрытая грязью и обломками. Вдалеке, на горизонте, виднелись лишь искаженные, обезображенные силуэты того, что когда-то было горами или, возможно, небоскребами. Тишина была неестественной, оглушительной. Ни птиц, ни ветра, ни единого звука, кроме их собственного дыхания. Мир умер. И они, эти двадцать человек, были единственными, кто чудом избежал его участи.
Первые минуты выживания. Первые шаги по этой новой, незнакомой земле. Воздух был влажным, тяжелым, с запахом тлена и немыслимых объемов разрушения. Они были одни. Совершенно одни. И эта мысль, тяжелая и необъятная, обрушилась на Артема со всей силой.
Глава 3: Последние люди
