Оккупация, как бы это страшно ни звучало, сыграла на руку многим (особенно образованным) эмигрантам – с «европейцами» было легче найти общий язык. В 1923 году ситуация кардинально изменилась: в результате борьбы за независимость на смену изжившей себя Османской империи пришла новообразованная Турецкая Республика во главе с ее первым лидером Мустафой Кемалем (Ататюрком), довольно тесно сотрудничавшим с советской властью, – и оккупанты покинули город. Перспективы для образованной и не только прослойки эмигрантов в городе становились все более и более туманными, а угроза большевистской расправы, по их мнению, только нарастала. В итоге в 1923 году по этим и другим причинам вместе с оккупантами покинула город немалая часть эмигрантов из бывшей Российской империи (многие представители художественных профессий отправились в Америку и Францию). А если быть точнее, город покинули те, кто проявил чудеса сообразительности и/или располагал достаточными средствами, поскольку визы русским в то время раздавать не спешили. Происходили в связи с этим и курьезные ситуации: «Один из моих друзей, которому до зарезу надо было ехать к невесте в Сербию, после долгих неудач получить легальную визу соблазнился и рискнул купить готовый паспорт. Превратился в какого-то Попандопулоса, собрался и поехал. Но доехал только до греческой границы. Там при досмотре порылись в списках преступников и арестовали моего друга. Попандопулос оказался приверженцем Венизелоса, и притом довольно ярким… <…> Греки готовы были уже арестовать неудачливого венизелиста и судить его во славу короля Константина, но он решил принести им чистосердечное покаяние <…>»[8].

Те же из эмигрантов, кто остался, начали жить в республиканском Константинополе, отдавшем статус столицы страны городу Анкаре, но сохранившем за собой звание культурного центра. Судя по газетным заметкам, жизнь эта эмигрантов вполне устраивала: во всяком случае, в 1925 году они писали, что «русский эмигрант приветствует Турецкую Республику и верит в ее мощное и светлое будущее, вполне достойное сердечного, гуманного и свободного турецкого народа!»[9], а мусульмане-эмигранты с Кавказа, обращаясь к турецкому правительству с просьбой разрешить им остаться в Константинополе, указывали на проблемы, с которыми они столкнутся при переселении в немусульманскую страну. В целом к концу 1920-х большинство из оставшихся эмигрантов нашло себе работу, обзавелось знакомствами, а потому их (в случае непродления пребывания в Турции), разумеется, страшила перспектива «оборвать с таким трудом созданную и годами налаженную тяжелую эмигрантскую жизнь»[10]. Тем не менее ужесточение правил в отношении эмигрантов (в частности, был поставлен вопрос об их правовом статусе и праве на труд в любого рода профессиях) все осложнило. В результате в 1927 году немалая часть русских беженцев попрощалась с Константинополем, уже через несколько лет официально ставшим Стамбулом (некоторые художники и скульпторы уехали в Бразилию, поскольку к этому времени Франция и Штаты были уже почти наглухо закрыты). И если те из эмигрантов, кто покинул город в 1927-м, успели стать свидетелями «прорубивших окно в Европу» реформ Ататюрка[11], отразившихся на всех сферах городской жизни, то те, кто уехал в 1923-м и этих реформ не застал, но по каким-то причинам вернулся в город уже в 1930-е, сильно удивились. От их «фесочного» Константинополя мало что осталось – здесь теперь ходили исключительно в шляпах и цилиндрах.

Судя по различным источникам, к 1930-м в Стамбуле остались только те беженцы, которые не решились уехать в Южную Америку и другие дальние края, не занимались какой-либо нелегальной деятельностью и не были безработными. Начало 1930-х и, в частности, заметно уменьшившееся число эмигрантов прекрасно описано неким Константином Стамати в его «Письме из Стамбула», напечатанном в рижском журнале и обнаруженном независимой исследовательницей Мариной Сигирджи: «Но в общем – плохо, очень плохо. Нет больше в Стамбуле ни русских клубов, ни союзов, ни общественных собраний. <…> Сохранились еще русские лавки, русские кофейни и рестораны, пользующиеся симпатией у всего населения Стамбула. Иногда русские рестораны устраивают русские вечера и балы»