На дощатом полу в сени девичьего винограда в полудрёме развалилась кошка Клякса, легла щекой на вытянутую лапу и лениво смотрела на людей. Только внимательное чёрное ушко поворачивалось, уловив писк комара ли, какой-то недосягаемый человеческому слуху инфразвук… На карнизе окошка, выходящего с кухни, села стройная, как статуэтка, кошка Марса, вытянулась и замерла, глядела, не мигая, раскосыми глазами.

Смеркалось. К лампе в виде старинного фонаря прибивалась мошкара.

В ожидании трапезы Кошатник чесал устроившегося у него на коленях рыжего кота Чубайса, а тот запрокидывал морду, подставлял подбородок под коричневые пальцы деда, вытягивался, а в горле у него что-то вибрировало. А Игорь Икончиков был много удивлен, узнав среди сидящих за столом Кошатника из перехода. Только тот был без своей знаменитой шапки, и на его вытянутой голове лохмато торчали заострённые седые прядки. Грузный Кошатник, развалившийся на визуально хлипком стульчике, занимал довольно много места, и создавалось впечатление, что ещё и за пределами его крупной фигуры действует как бы гравитационное поле, как у особо крупных космических тел, из-за чего другие не приближались к нему меньше, чем на определённое расстояние. Исключение составлял только рыжий смельчак Чубайс.

Просто другого объяснения открывшейся его взору картине Игорь Икончиков не нашёл: Кошатник сидел один у длинной стороны прямоугольного стола, а у короткой справа от него теснились Вералика и рыжий, как солнечный кот, пацан лет тринадцати, а то и пятнадцати. Волосы у него были курчавые, до плеч, и Игорь Икончиков мог поклясться, что до сих пор не видел настолько бессовестно рыжих людей. Он даже поначалу принял, грешным делом, этого рыжего за девчонку. Проблему восприятия его пола усугубила и яркая кофта из разномастных лоскутков, но всё-таки Игорь и сам время от времени не отказывал себе в цветастых рубашках.

Напротив Вералики и Рыжего сидела Василина. Включенный телефон освещал белесоватым излучением её лицо и делал похожим на молодую Луну.

На столе по клеёнке расставлены приборы на шесть персон. В центре, на резной деревянной подставке, укутанная полотенцами и пёстрыми лоскутными прихватками, ждёт закопчённая утятница. Рядом с ней, так же замотанная в полотенце, алюминиевая кастрюля.

Виолетта остановилась, притянула Игоря к себе, ухватив под локоток и звонко объявила:

– Кто ещё не знает – деда! Тишенька! – это Игорь. Поживёт с нами какое-то время.

Кошатник пристально взглянул на гостя поверх кругленьких чёрных очков, причмокнул толстыми губами и протянул:

– Тю-у, глядишь – ещё один! Этому даже всё честь по чести – за стол сажаете. Эй, Тишка! Прав ты был, насчёт гостя-то. Да не по Васькину душу, – и метнул лукавый взгляд на внука.

Игорь Икончиков заметил, как Виолетта с Василиной быстро напряжённо переглянулись. А Кошатник завершил свой монолог, как какой-нибудь сказочный князь на пиру:

– Садись с нами. Гостем будешь.

Рыжий Тишенька с интересом и неподдельным, совершенно детским восторгом смотрел на Игоря. Игорь тоже поглядывал на него. Мальчишка был такой же конопатый, как и его старшие сёстры, но из-за рыжих волос и пронзительно-зелёных глаз казался подкидышем в этом семействе. Также на фоне задумчивых, отрешённых и медлительных сестёр он отличался резвостью и энергичностью. Только Игорь Икончиков уселся, ещё не пододвинулся на стуле ко столу, как над ним возник Тишенька, прихваткой и стёганой рукавицей придерживавший утку, от которой аппетитно пахло нежным мясным соусом.

– Извольте-с угоститься, – по-старинному приговаривал Тишенька, накладывая в тарелку Игорю кусочки мяса в густой подливке. – Беф а-ля Строганόфф.