Дом Никита Кашаев

Маша всегда ненавидела мух. С детства её пугали эти жужжащие комочки беспокойства, появлявшиеся будто из ниоткуда, заставляя её вздрагивать и отворачиваться. Даже одним своим присутствием мухи могли испортить ей настроение – словно были вовсе не случайными гостями, а посланниками чего-то неприятного и чуждого, чего она ещё не понимала, но чувствовала интуитивно. Их жужжание, громкое и пронзительное, будто вторгалось в её мысли, оставляя ощущение, что нечто мрачное заглянуло в её душу.

Она могла долго смотреть, как мухи ползают по стеклу, неспешно переползают с одной точки на другую, будто выжидая момента, когда её внимание ослабнет, чтобы снова ударить своим жужжанием по нервам. Летом она просила родителей закрывать все окна сетками и дверные проёмы занавесками, но даже эти меры не помогали. Они словно находили лазейки специально, будто знали, где и как проникнуть к ней. Время от времени мухи проникали в дом, кружились над столом или садились на спинку её стула, вызывая у Маши непреодолимое желание вскочить и убежать прочь.

Однажды, когда она была совсем маленькой, ей приснился сон, оставшийся в её памяти на всю жизнь. В этом сне Маша стояла в пустой, полуразрушенной комнате с потрескавшимися стенами, а вокруг неё кружились десятки мух. Они садились ей на руки, на шею, на волосы, и сколько бы она ни пыталась их согнать, они возвращались, словно притянутые к ней какой-то неведомой силой. Проснувшись, она ощутила на себе этот липкий, тяжёлый страх, который с тех пор сопровождал её каждое лето.

Чем старше становилась Маша, тем больше её беспокоил этот страх. Другие люди не обращали на мух внимания, а если и замечали их, то просто отмахивались. Но для Маши это была настоящая пытка. Она задумывалась, почему обычное, пусть и неприятное насекомое, вызывает у неё столь сильное чувство неприязни и отвращения. Её начинало тревожить, что страх, с которым она росла, может скрывать в себе нечто большее. Но это что-то, как будто спрятанное в тёмном углу её сознания, ускользало от неё, оставляя только лёгкий привкус беспокойства, который появлялся каждый раз, когда в воздухе раздавалось знакомое жужжание.

Её воспоминания хранили странные образы: однажды, ещё маленькой, она сидела на кухне, и муха села прямо на её тарелку. Она застыла, глядя, как насекомое неторопливо перебирает своими лапками, словно что-то решая. Этот миг остался в её памяти чётко и ясно, но только как неясное чувство отвращения и страха. Муха тогда будто знала, куда пришла, как будто её присутствие было частью некой игры, в которую ей приходилось играть без её воли. Эта мысль, туманная и пугающая, становилась со временем всё более настойчивой, как если бы сама её память намекала на то, что мухи имеют к ней странное, пугающее отношение.

С годами эта мысль набирала вес, и Маша уже не могла просто отмахнуться от мух как от обычных тварей. Временами ей начинало казаться, что эти создания что-то знают о ней. Знают нечто такое, чего она сама не помнит. И каждое их жужжание – это словно издевательский шёпот, намёк на что-то важное, сокрытое глубоко в её памяти. Неведомое чувство отвращения уже переходило в страх, страх перед тем, что мухи таят в себе часть её прошлого, от которой она старалась уйти, но не могла избавиться.

Когда ей было пятнадцать, ей приснился сон, который преследовал её даже после пробуждения. Она стояла посреди тёмного, безлюдного поля, окружённая туманом и странным запахом, напоминающим разлагающуюся листву и затхлую воду. Вокруг неё кружились тысячи мух, образуя плотное кольцо. Они кружились, набирая скорость, как если бы это был не просто рой, а некий ритуал, в котором Маша должна была занять центральное место. И каждый звук их крыльев звучал ей всё более жутко – так, словно мухи что-то шептали, словно знали её тайну, о которой она даже не догадывалась.

Проснувшись, Маша долго не могла стряхнуть с себя ощущение липкого ужаса. Ей казалось, что этот сон был не просто случайным кошмаром, а каким-то сигналом, посланием из её прошлого, которое она так и не смогла расшифровать. Но с каждым днём, когда она слышала их жужжание, в её сердце крепло чувство, что мухи – это не просто насекомые, а её тени, её невидимые спутники, в которых заключён ответ на вопрос, который она боялась задать даже самой себе.

Прошло много лет, и страх Маши перед мухами не утихал. Теперь это чувство накатывало на неё сильнее, чем когда-то в детстве. Её жизнь потихоньку шла своим чередом, и о детских страхах она старалась забыть, но порой страх возвращался – обычно в самые неожиданные моменты. Достаточно было увидеть, как муха проникает в дом и садится на подоконник, чтобы ей снова стало не по себе.

Той осенью Маша приехала в дом своей бабушки, стоящий на окраине маленькой деревни, окружённой густым лесом. Это место всегда казалось ей таинственным и спокойным, словно отдельный мир, где время текло медленнее, чем в её городской жизни. В этом доме её бабушка жила одна и, как сама говорила, в полном согласии с природой. В деревне не было толком ни магазинов, ни соседей – только лес, поле и её бабушка, которая знала каждый уголок и каждый шорох.

В тот день солнце едва касалось горизонта, окутывая всё вокруг мягким, почти туманным светом. Маша сидела на крыльце, прислушиваясь к шуму деревьев. Внезапно она заметила муху, ползущую по перилам рядом с её рукой. Она уже было собралась отмахнуться от неё, но вдруг застыла. Насекомое вело себя странно – оно почти не двигалось, лишь изредка пошевеливая крыльями, и, казалось, не собиралось улетать, как другие мухи. В тот миг в её памяти всплыл тот сон – поле, окружённое туманом, и тёмный рой, который кружил вокруг неё.

Маша почувствовала лёгкий холодок, пробежавший вдоль позвоночника, и поежилась. Она хотела отогнать муху, но что-то внутри удерживало её. Это маленькое существо почему-то напомнило ей что-то из прошлого, и у неё появилось ощущение, что если она останется в неподвижности, то сумеет уловить ответ, которого так боялась. Вдруг ей показалось, что на тёмной спинке мухи различима какая-то крошечная деталь – едва заметная линия, похожая на символ или букву. Маша прищурилась, стараясь разглядеть этот крошечный знак, но чем внимательнее она всматривалась, тем сильнее её охватывало тревожное ощущение, будто бы муха тоже смотрит на неё.

Внезапно, словно очнувшись, она резко отдёрнула руку. Муха взлетела, но не улетела далеко, а описала круг и снова вернулась, как будто намеренно держалась поблизости. Маша невольно оглянулась: бабушка в этот момент вышла из дома и заметила её напряжённый взгляд.

– Что ты там увидела, Машенька? – спросила она, тихо усмехнувшись, как будто знала её ответ.

– Муха… – пробормотала Маша, слегка смущённая своей собственной реакцией. – Просто муха… но мне показалось, что на её спинке… – Она осеклась, не зная, как объяснить свои чувства.

– Ах, мух боишься, как и в детстве, – кивнула бабушка, поглаживая Машу по плечу. – Страх – штука сильная, знаешь ли. У всех он свой, но, как ни странно, именно он нас в жизни и ведёт.

Маша задумалась над словами бабушки, но не стала задавать лишних вопросов. Они вернулись в дом, где бабушка налила ей чашку чая и уселась напротив, смотря на неё внимательно, будто размышляла о чём-то давно забытом.

– Ты когда-нибудь думала, почему мухи тебя так пугают? – неожиданно спросила бабушка, словно улавливая её мысли.

Маша покачала головой. Этот вопрос преследовал её с детства, но она никогда не находила ответа, а страх лишь накапливался, оставаясь неразгаданной тайной.

– Когда я была маленькой, – сказала она, – мне всегда казалось, что они… за мной следят. Глупо звучит, но иногда я чувствую, будто они знают обо мне что-то, чего я сама не помню.

Бабушка нахмурилась, её взгляд потемнел, и на её лице появилось выражение едва уловимой тревоги.

– Ты удивишься, – тихо сказала она, словно опасалась, что кто-то подслушает, – но у многих людей есть похожие страхи, связанные с насекомыми. Иногда это как след от прошлых жизней или от глубокой, болезненной памяти.

– Памяти? – переспросила Маша, её сердце забилось быстрее. – Памяти о чём?

Бабушка ненадолго замолчала, её взгляд устремился вдаль, как если бы она что-то вспоминала.

– Не знаю, как сказать, – начала она, подбирая слова. – Но иногда страхи, которые нам кажутся детскими или нелепыми, это знаки… знаки того, что мы что-то забыли или, может быть, не хотим помнить. Что-то, что когда-то было очень важным.