Все это далось мне с большим напряжением, и все же я кое-как вытянулась ниточкой к звериным когтям – и поняла, что бессмысленно молочу лапами по воздуху.

Распахнула глаза. Там, за туманом, были снег, разлапистые елки и перепуганное лицо Трис.

– Кесса? Кесса! Моргни, если ты меня слышишь.

Это было непросто: в ласке обнаружилось много-много непривычных, сложно устроенных мышц. Я протянула руки к ее глазам и с усилием притянула друг к другу веки.

– Охренеть, конечно, тебя перекосило, – пробормотала Трис и ощутимо расслабилась. – Так, дорогая, смотри: я тебя выпускаю и я приперла тебе шмотки. Чтоб ты знала, ты вообще меня не заслуживаешь!

Мир несколько раз перевернулся: судя по всему, Трис заковала ласку в какие-то чары, а теперь отпустила. С заклинаниями у нее всегда было не очень, поэтому стоит обрадоваться, что мне не оторвало лапы.

Плюх! Это мягкая тушка стекла-сползла на снег. Ласка удивленно повела носом – и обернулась ко мне.

Зрение раздвоилось. Я смотрела ее глазами – и в ее глаза.

– Ну, давай, – прохрипела я. – Ты же знаешь, что там я главная.

«Тоже мне, разглавнилась», – могла бы сказать ласка.

Но вместо этого она тихонько тявкнула и прыгнула в меня.

На какое-то мгновение наши тела соприкоснулись – а потом меня болезненно-резко выдернуло на снег.

Несколько мгновений я сидела на снегу, держась за раскалывающуюся голову, и мысленно пересчитывала свои ноги. В сознании почему-то все никак не укладывалось, что их две, – при этом я не смогла бы сказать, сколько их должно быть.

– Выглядишь просто кошмарно, – заявила Трис и кинула в меня что-то мягкое. Оно ударилось в лицо и упало мне на колени. – Одевайся, дура, жопу застудишь.

Трусы. Это были трусы. Обычные такие, светленькие, в цветочек. Вроде – мои?

– О-ох, – простонала я.

Жопе реально было холодно. Жопа сидела в сугробе и была, кажется, глубоко этим шокирована.

Я кое-как, стуча зубами и с силой опираясь на Трис, отряхнулась от снега, натянула на себя одежду и сунула артефакт в карман, – влажная подмороженная кожа отзывалась на прикосновения болью. На ноги подруга пожертвовала мне вторую пару носков, и в сапоги они влезли с трудом, зато дополнительный платок пришелся очень кстати.

В лесу уже густели кисельные сумерки. Мы сидели – Трис на аккуратно отряхнутом бревне, я прямо в сугробе – на крошечной, свободной от леса проплешине. Почти ровный круг, совсем небольшой, с почерневшим пнем в центре. Видимо, здесь в дерево ударила молния.

Снег был утоптан сапогами Трис; среди ее следов – множество мелких цепочек, оставленных крошечными лапками. Вокруг пня широким кругом были разложены окровавленные тельца мышей.

Меня замутило, но я все же заставила себя присмотреться.

Ласка не жрала мышей, нет, либо делала это где-то в другом месте. Она перегрызала им горла, разрывала шкуры, отрывала лапы и хвосты и раскидывала коченеющие трупы жутковатым натюрмортом.

Снег был пропитан мышиной кровью.

– Что-то ты разбушевалась, мать, – нарочито легко сказала Трис, картинно цокнула и покачала головой. – Мы и нашли-то тебя с трудом, ты тут до рассвета собиралась дрыхнуть? И драться с моей галкой было вообще не обязательно!

– Извини, – прохрипела я.

– Ай, проехали.

Я тупо смотрела прямо перед собой. Во рту засел металлический привкус, терпкий и тошнотворный, и я отчаянно надеялась, что это не вкус мышиной требухи.

Кое-как умылась снегом. Кровь из носа текла обычная, красная.

– Готова? Нам бы поторопиться, чтобы успеть на поезд. И я сожрала бы чего-нибудь.

Вот что-что, а есть я точно не хотела. Мне вообще казалось, что я сделаюсь теперь убежденной вегетарианкой. Но я все равно кивнула.