Кажется, я что-то произношу. Она о чем-то меня спрашивает, и мы почему-то говорим о мечтах и амбициях, о красивой жизни и о том, чего я хочу.

Я мечтала, может быть, поймать тонконогую серну, – как Ара. Но мышь тоже была бы ничего: мыши домовитые, запасливые, у мышей тепло и спокойно. Я мечтала, может быть, об уютном доме, о своей мастерской, мастерить погодные артефакты и чтобы моя пара оказалась журавлем. Но училища и синицы было бы вполне достаточно.

Сейчас я хочу исчезнуть, и оттого отвечаю невпопад.

– Мы будем в Амрау до конца праздников, – наконец говорит старшая.

– Это еще два дня, – подсказывает младшая.

– Ты можешь поступить правильно и уехать с нами. А можешь, конечно, остаться. Однажды твоя дорога все равно приведет тебя к ласкам, но время – время уже будет утеряно.

Она скорбно качает головой, а потом приподнимает пальцами мой подбородок и заглядывает в глаза:

– Подумай.

– …Кесса! Кесса!

Звуки доносились до меня смутно, как через вату.

– Кесса! Ты там сдохла, что ли?!

Меня тряхнуло, да так, что зубы больно стукнулись друг о друга. Я кое-как разлепила глаза; вокруг было белым-бело, туманно, сонно, холодно; я обняла себя руками, уткнулась носом в голые колени, отогреваясь дыханием.

Я посижу так совсем немного. Совсем чуть-чуть…

Место, где я сидела, снова затрясло, как будто шкатулку со мной швырнули вниз по лестнице. Хвататься не за что, и я, неуклюже взмахнув руками, упала, больно ударившись копчиком.

Пол был такой холодный, что жег кожу.

– Слушай, подруга, это ни хера не смешно! Ты грибов, что ли, объелась?!

Голова раскалывалась, во рту поселился металлический привкус. Я потрогала пальцами нос и с удивлением обнаружила на них густую, как гуашь, грязно-черную кровь, смешанную со снегом.

Снег? Откуда на моем лице снег?

Я смотрела на свои пальцы, моргая, а снег все падал и падал, и снежинки, вальсируя, медленно опускались на мою ладонь. Я проследила за ними жестом – и поняла, что снег идет у меня из глаз.

Почему-то это совсем меня не удивило. Снег из глаз – право слово, совершенно обычное дело.

Бывают же из глаз искры, не правда ли?

– Кесса? Кесса, посмотри на меня!

Да хватит же так орать! Хочешь общаться – так не сиди в тумане, тупица!

Так я хотела ответить, но получился только сдавленный хрип.

Кажется, со мной действительно что-то не так. Я простыла? Заболела? Но это же не повод, действительно, припереться в мой туман, как к себе домой, и здесь верещать! Я ведь не одета!

Но как же здесь, Полуночь, холодно!

Я стиснула стучащие зубы и кое-как поднялась на ноги. Вокруг куда ни глянь – морозный туман; снег катился по моим щекам, протапливал дорожки по коже, мешался с кровью. Кровь лилась из носа липким потоком и была почему-то не красной, а буро-черной с прозеленью.

С чего я вообще взяла, что кровь должна быть красной? Может быть, мне это приснилось?

Нет, нет. Мне снилось что-то хорошее. Там было тепло; там пахло домом и можжевельником…

– Да Кесса же!

Я сощурилась, огляделась, – но так и не нашла крикливую гостью.

– Ты кто?

Слова вылетели из моего рта двумя темнокрылыми птицами. Они кружили над головой и оглушительно чирикали, и от них недовольно отстранялся уютный туман.

И тут я наконец вспомнила: прогулка. Трис. Ласка.

Видимо, у меня проблемы с контролем. Такое иногда случается с молодыми двоедушниками, именно поэтому первые обороты советуют проходить под присмотром наставника, лучше – со зверем того же вида. Первые месяцы после Охоты мы с лаской были, наоборот, практически командой мечты; видимо, подростковые проблемы решили догнать меня сейчас.

Я нахмурилась, с трудом выуживая из памяти упражнения, которым меня учили в детстве. Что-то там про дыхание… нет, это не очень сейчас актуально. Расфокусировать зрение? Мысленно вставить свои руки в звериные лапы? Как же там это делается?