Филипп остановил повозку на обочине тракта у белого камня, и друзья стали ждать стрельцов.

– Это ты, Егор? – услышав цоканье копыт и вглядываясь в темноту, спросил Готфрид.

– Егора нет. Его монахи схватили, – подъехав к повозке, хриплым голосом проговорил стрелец Василий.

– Как монахи схватили?!

Василий рассказал. Все молчали.

– Как думаешь, аптекарь, что они теперь с ним сделают? – грустно спросил Филипп.

– Думаю, пытать будут, чтобы узнать, кто мы такие, – с досадой ответил Готфрид. – Егор, конечно, все расскажет… Доложат игумену, кто мы, куда и зачем едем. А тот может и гонцов послать по монастырям… Поэтому моя дума такая: быстрее ехать надо, ни в какой монастырь, ни на какой скит не сворачивать и ни в какую свару больше не ввязываться.

Несмотря на поздний час, тракт не оставался пустым. То и дело в направлении Москвы двигались то небольшие купеческие обозы с зажженными фонарями, то группы вооруженных стрельцов, которые, судя по выкрикам и громким угрозам в адрес бояр и полковников, были в подпитии. Пеший же люд остерегался передвигаться в одиночку.

– Конечно, Егора теперь не вернуть, жаль товарища, все-таки в одной сотне служили, – сокрушался Филипп.

Он молча достал из ящика уже знакомую читателю дорожную лампу со слюдяными оконцами и вставленной в нее сальной свечой, повесил на шест и, примостив кусочек трута к свече, сильно чиркнул кресалом по камню. Из-под металла вылетел плотный пучок искр. Береста задымилась. Возница вынул из фонаря свечу и поднес к ней трут.

– Загаси огонь, Филипп! – резко приказал Готфрид.

– Почему? – удивился тот. – Ведь еще по указу покойного Алексей Михалыча ночью положено…

– Погаси огонь! – зло сквозь зубы повторил Готфрид.

Филипп молча подчинился и сапогом затушил тлеющую бересту. Все трое настороженно посмотрели на Готфрида, который впился взглядом во мрак и к чему-то прислушивался. Наконец тишину вновь нарушил возница Филипп, но вопрос он задал совсем тихо:

– Скажи, аптекарь, какого хрена мы должны ехать без фонаря? А ежели, не приведи Господи, кто-нить ненароком в темноте на нас наскочит?

– Если ненароком кто и наскочит, – вполголоса проговорил Готфрид, – то не страшно, скажем, что кресало подвело – отсырело, и по-доброму разъедемся, а вот если… Тихо! – Он поднял руку и еще сильнее напряг слух. – Кажется, кто-то скачет. Филипп, успокой лошадей, чтобы не заржали.

Возница снял с одной попону, накинул ее на головы обеим лошадям и тоже стал всматриваться в темноту. Василий последовал его примеру. Действительно, на противоположной стороне тракта сначала показались мерцающие огоньки, а следом за ними появились и силуэты всадников. Судя по многоголосому гомону, их было не меньше дюжины. Они скакали мелкой рысью и о чем-то яростно спорили.

– Наверное, тоже в Москву направляются, – шепотом проговорил Филипп.

– А орут-то будто пьяные, – сказал стрелец Василий.

– Да они и есть пьяные, – чуть слышно подтвердил Филипп. – Глянь, как лаются-то промеж себя. – И он рукой указал на две подвижные серые тени. – Ишь как коня-то закрутил. Ты смотри, лихой какой, саблю выхватил, глянь, в наскок пошел. Видать, щас драться будут.

– А тот-то, тот, другой, бердыш занес. Ух и сеча сейчас будет. Он же ему голову снесет, – чуть ли не в полный голос пробасил Василий.

– Тише ты, громогласный! – зашипел на стрельца Готфрид. – Услышат! Хорошо, что рогожа у нас откинута, а то она светлая, в темноте заметили бы.

– Филипп, тебе слышно, о чем они спорят? – шепотом спросил Петр возницу.

Но тому не пришлось отвечать на вопрос, потому что стрельцы поравнялись с ними, и теперь их голоса звучали отчетливо.